Борис ХохловЭто броское, смелое и вызывающее, но ни в коем случае не пошлое кино — и, к слову, после него патриотизм и любовь к своей стране и народу просыпаются не в меньшей степени, чем после той же «Легенды № 17.
Я не случайно вывел в эпиграф фразу редактора русскоязычной версии журнала «Empire», ибо она максимально точно соответствует пафосу, вложенному в фильм создателями «Горько!». Судя по единодушной восторженной реакции российских кинокритиков, пафос проник в самое сердце зрителей: «И когда все хором, со слезами уже не растерянности, но любви, всё-таки запевают треклятую лепсовскую “Натали”, сам себе не веря, начинаешь подпевать. И все печали утолены» («Афиша», Антон Долин).
Субботний рассказ о фильме «Горько!» я бы хотел вывести по мере возможности на философский уровень, поскольку о самой картине много сказать не получится. На уровне же «высокого послания» «Горько!» блестяще иллюстрирует аксиому о том, что кино из всех искусств является самым страшным и самым мощным оружием идеологической пропаганды. Здесь же — парадоксальная ирония: чем выше в художественном отношении кинофильм, тем смертоноснее его воздействие.
«Горько!» не случайно называют «одной из лучших российских комедий последних лет, которая может стать по-настоящему народной» (уже помянутый Хохлов): она и в самом деле лучшая по всем показателям. И оттого — опаснее яда тайпана.
По форме «Горько!» — это свадебный псевдорепортаж, который снимает младший брат главного героя Ромы, журналиста печатного листка посёлка Геленджик. «Оператора» на протяжении фильма все гоняют, шпыняют, гнобят и даже бросаются в него камнями, поэтому его увёртывания натуральным образом создают эффект «субъективной камеры» :-). В стилистике фильма — очень уместный.
Фабула фильма внешне выглядит незамысловато, однако в каждой реплике, в каждой сцене и в каждой интермедии прочитывается выверенный расчёт: сделать так, чтобы максимальное число зрителей почувствовало себя дома, узнало себя в героях, не испытывало ни грана отчуждения от действия, развивающегося по ту сторону экрана.
Юная сотрудница «газовой компании» Наташа выходит замуж на журналиста Рому. У Наташи есть отчим — бывший десантник, участник, видимо, чеченских боевых действий, а ныне — кто-то из второго эшелона муниципальных начальников. Во всяком случае Борис Иванович наворовал нещадно — судя по интерьеру жилища, семейным автомобилям и манере общаться с окружающими.
Родители Ромы — это такие же родители Наташи, только не сумевшие «подняться по жизни»: отец-идиот, в свободное от прозябания время изготавливающий блёсны, мать-парикмахерша, сын-журналист, сын-уголовник и сын-фотолюбитель (тот, которого все шпыняют).
Первый пафосный мотив «Горько!»: все различия между семьями героев фильма — не более чем игра социального случая. Если бы папа Ромы сумел украсть так же, как папа Наташи, то у его семьи были бы точно такие же люстры-диваны-камины-мерины, равно как и патологические музыкальные вкусы. Почему? Потому что, по версии создателей «Горько!», обе семьи молодожёнов — представители единого и монолитного постсоветского народа.
По мере развития сюжета в «Горько!» появляется даже третий социальный слой российского общества — столичные мажоры, косящие под олигархов, однако и он на поверку оказывается плотью от народной плоти парикмахеров-блесноделов-морпехов. Расхождение музыкальных вкусов — лишь жалкий камуфляж, призванный скрыть истинные пристрастия.
 В историко-культурологическом плане никаких парадоксов (тем более — откровений) в социальном эгалитаризме создателей фильма быть не может, потому что народ, успешно экстерминировавший национальную элиту более полувека назад, не может отличаться типологическим разнообразием: он монолитен на всех срезах социальной иерархии.
Помните, как изображались высокие советские начальники в советских же фильмах? Скромные партейцы, режущие правду-матку, народные по языку и манерам поведения, непримиримые к врагу, справедливые к людям труда... В фильме «Горько!» все эти атрибуты «народной власти» сохранены до мельчайших деталей. И в этом — художественная правда кино, потому как внуки и правнуки что большевистских карателей, что раскулаченных крестьян (семья Ромы, кстати, из таких) не могут принципиально отличаться от своих предков.  И здесь мы выходим на второй пафосный мотив «Горько!»: иллюзорны не только социальные расхождения, но и возрастные. Иными словами, пресловутый «конфликт поколений» — это выдумка, достойная добродушной инвективы. Чему, собственно говоря, и посвящена вся картина: Наташа и Рома, чувствуя непреодолимую пропасть между собой и своими родителями с их невыносимыми былдяцкими вкусами, задумывают устроить две свадьбы — одну для предков, вторую для себя и себе подобных.