Вообще-то я планировал вздрочнуть, но с таким ядерным зудом, конечно, надеяться на чудо не приходится. Тут хоть папуасок включай, хоть лесбух, один хер: хуй не встанет, гореть не перестанет. Что ж, продолжу думать.
Вспоминаю разное. Попойку со Славиком на даче. Папуаску Коко, которую поёбывал в общаге в студенческие годы. Попугая Гену, который жил у меня в комнате, когда мне было восемь лет. Или десять, хер его знает. Знатный был попугай. Любил меня.
Вспоминаю ФИФА. Вот это было время, вот это было хорошо! Шпендик был ещё совсем миллипиздрический, жена с ним круглосуточно возилась, а мы с братанами гуляли на славу! Эх, вот прям любо-дорого вспомнить! Иностранцы приехали, пиво рекой, прям дух свободы я чувствовал! Прям вот жилось, прямо вширь дышалось! Да, будет, что внукам рассказать.
В Тот Самый День, с утра пораньше, жена заехала мне миксером по ебалу. Называется, начинаем день с приятного! Уже не помню, что там было: то ли она просто в очередной раз ебанулась (что наиболее вероятно), то ли я не выгреб с балкона пакет с грязными памперсами, то ли ещё что… Да не важно, главное, она распустила руки, и на лбу у меня красовался гарный шрам, похлеще гарри-поттеровского. Герб, так сказать, супружеской любви! Без всякой ебучей геральдики.
Вечер тоже прошёл в криках. В криках с братанами: «Акинфеев, сука, жги!!! Давай, Игорёша!!! Ну-ну-ну, можем, можем! Вперёд! Поднажми! Ай-яй-яй! Да почему трибуны тухлые?? Сплошные Иваны Кузьмичи! Надо выпустить нас! Федя, блять, просто красава! Игорь чисто честь страны защищает – одиииииннннн! Саша, Саша, мы всё простим, только беги, беги! Ребята! Можете! Терпеть! Пожалуйста! Генерал Дождь, давай, чтоб испанцы замёрзли! Видишь, как мячик полетел? Так вы Москва-Мадрид полетите нахуй! По-братски!! Саламыч!!! Игорь, молодееец! ИГОРЬ! ИГООООРЬ!!! ААААААААААААА!!»
Да, хороший день был 1 июля. Аж и на душе приятно. Помню, как мы шли обратно по специально огороженному пути – 3 километра вместо прямой линии. В конце пути над тоннелем горело огромное табло с жёлтыми буквами, где сияло что-то вроде «Ура, Россия! Метро – туда». Хотя, может, там было написано совсем не это.
Пахло счастьем и дождём. Лишь один-единственный бразилец с натугой прорезал сквозь толпу путь обратно. Мельтешили беспечные лица и потные плечи, а парниша вопил от отчаяния: «Мой рюкзак! Камера хранения! Всё осталось там! Вся моя жизнь! Нет пути, не пройти! Как вернуться?!»
Эх, бразилец! Что твой рюкзак в сравнении с победой?
А потом была длинная, бессонная ночь, как-то незаметно перетёкшая в утро. Были танцы на Большой Дмитровке под «Всё ништяк, вокруг шум» из окон чёрного лимузина. Были объятия с незнакомцами, много чужого пота и поцелуев.
Около полуночи я услышал под подбородком девчоночий голос:
– Слушай, я так хочу сосаться, но стремаюсь. Может, с тобой? Ну по-братски!
Не совру, я был приятно удивлён! Но зря. Под подбородком ответили:
– Бля, ну не… Я не настолько пьяная…
– Ну мы же подругиииииии……….. Разве ты меня не любишь?
– Давай я лучше твою сумку подержу, а ты пока кого-нибудь подцепишь.
Две девчонки, на вид лет по 16. Одна – блондинка: каре, шорты с высокой талией и блёстки во всё лицо. Это она безуспешно жаждала целоваться. Вторая – какая-то ещё более мелкая. Парик с двумя косичками в цвет российского флага, на щеках тоже по флагу: справа российский, слева испанский. Глаза из серии: «Да-да, мне тут очень весело, поскорей бы съебаться домой от этих потных мужиков». Просмаковав ситуацию, я подумал: надо брать.
Ну а дальше понеслось. Я налапшёвывал блондинку, чему она была чрезвычайно рада, а девочка-флаг уныло плелась рядом. Под шумок к ней прибился мексиканец. Краем уха я улавливал, как она выдавливала из себя диалог: «Да, я слышала про нефтяной скандал в вашей стране… Нет, я не считаю, что в Мексике живут только бедные… Да, Америка поступает жестоко… А какие сказки вы будете рассказывать на ночь своей дочке, когда она у вас появится? Правда? Вы не знаете ни одной мексиканской сказки?… Как жаль…» Блондиночка уже кусала меня за мочку уха.
Мы приземлились на китайгородской траве и махнулись собеседницами. Блондинка начала обсуждать игру с мексиканцем, а мне досталась милка-унылка.
Водка в её бутылке из-под спрайта закончилась. У меня было вино. Вот и козырь. Она была не против. Точнее, не против вина и против разговора, но я не сдавался.
В ней было что-то раздражающее: какого хера все рады, а она строит из себя социопатку? Мне хотелось её раскусить. Вспомнив приёмчики, отработанные на «ура» в эпоху Коко, я включил джентльмена и принялся расспрашивать её о всяком разном.