Можно оказать, что мир китайской средневековой живописи — это мир природы, тесно связанной с жизнью человека. Неслучайно именно средневековый пейзаж всегда являлся в Китае выразителем самых лирических и возвышенных чувств своего времени. Сама символика китайского пейзажа явилась результатом постоянного обращения к образам природы для передачи человеческих чувств, мерилом которых она является. Человеческие качества также издревле соизмерялись с природой. Так, пион служил символом знатности и богатства, бамбук ассоциировался с мудростью ученого. Пышный лотос, вырастающий нежным и светлым из ила и тины, не просто красивый цветок: китайский художник вкладывал в изображение лотоса особые чувства, так как этот цветок — знак чистого человека с незапятнанной жизнью, стойко проходящего через грязь и соблазны. А сочетание бамбука, вечнозеленой сосны и цветущей зимой дикой сливы мэйхуа, встречающееся во всех сферах китайского искусства (по-китайски — «три друга холодной зимы»), означает стойкость и верную дружбу.
Это своеобразное образное мировосприятие, связанное с постоянным общением с природой, зародилось в Китае, стране земледельческой, еще в глубокой древности и с тех пор на протяжении многих веков превратилось в сложную и детально разработанную эстетическую систему.
Накопленные опытом многих поколений, проверенные временем правила указывают на упорные и последовательные поиски наиболее возвышенного и цельного выражения в искусстве представлений человека о мире природы. Ни одна из характерных особенностей эмоционального содержания построения или колорита пейзажной живописи не являлась случайностью. Необычайно устойчивые принципы средневекового искусства в пору расцвета способствовали кристаллизации его лучших достижений, отражали гуманистические идеалы времени Сочетание пейзажной живописи и поэзии в средневековом Китае было чрезвычайно плодотворным. Оба эти искусства настолько проникнуты общими идеями и чувствами, что составляют почти единое целое. Китайские стихи дополняют живопись, раскрывают ее скрытый смысл, сообщают ей дополнительную образность. Часто на свитках китайских живописцев красивым каллиграфическим почерком выводились изречения или стихи, которые художник или сочинял сам или заимствовал из классической литературы. Многие живописцы одновременно были и поэтами. Сочетание живописи и каллиграфии, которая на Востоке расценивается как вид искусства, возникло в Китае уже в первых веках нашей эры. В IX в. один из виднейших китайских теоретиков искусства Чжан Янь-юань подчеркнул неразрывность связи этих двух выразительных средств словами: «Когда не могли выразить свою мысль посредством живописи — писали иероглифы, когда не могли выразить свою мысль посредством письменности — писали картины».
Это художественное соединение картины и надписи необычно для нашего восприятия. Китайские художники не только дополняли и эмоционально обогащали свои произведения стихами, которые еще более расширяли сферу зрительных образов, но вписывали свои иероглифы в картину с таким мастерством и блеском, что надпись, органически входя в композиционный строй как один из декоративных моментов, придавала ей законченность и дополнительную остроту.
Иероглиф в Китае — нечто большее, чем обычное выражение мысли средствами письма. Его извилистая и упругая линия, то острая, то ломкая, то широкая и свободная, подобно живописи, отражает настроение мастера, его темперамент, артистизм его натуры. Иероглиф — своего рода говорящий орнамент, включающий в себя две функции: изобразительную, поскольку живописец вкладывает в их написание особый художественный смысл, и словесную, образующие вместе целостный образ. В различные периоды истории китайской пейзажной живописи усиливалось и уменьшалось значение художественной каллиграфической надписи, которая употреблялась то как небольшое дополнение, то имела почти самодовлеющий характер, отчего картина воспринималась либо как эмоциональное обогащение стиха, либо как своеобразное декоративное произведение, где сами иероглифы напоминали ветви деревьев, облака, гонимые ветром, или речные волны.