Выбрать главу

Не погружаясь в космогонию Русских Вед, попробуем обозначить основополагающие элементы в архетипе мироощущения, воссоединяющие прароссиян и россиян, Ведическую Русь и Русь Христианскую.

Сейчас мы, став тоньше в восприятиях, в состоянии уловить сокровенный смысл Русских Вед, его не утративших, благодаря долгой и непростой дороге к нам этого исторического и литературного источника.

С течением времени верования древних при потребительском отношении к ним превратились в суеверия и поверья. Обычаи и обряды, лишенные основы таинства, неверно передавали облик прароссиян, и выходило, что они всего боялись, прятались в лесах, в отличие от нас, очень рассудительных и смелых. Человек, у которого есть чувство Бога, вера Всевышнему, не может испытывать страха. Каждому по вере. И им, и нам.

“И вот грядет с силами многими Дажьбог на помощь людям своим. И не имеем мы страха, поскольку издревле, как и сейчас. Он печётся о тех, о ком заботился, когда хотел того”, — так сказано в “Книге Велеса” (6, с. 255), “… мы не боимся смерти, ибо мы — потомки Дажьбога, родившего нас через корову Земун”, — откровенно говорят о себе древние (6, с. 203).

Герои Вед — Боги и Полубоги, почти все родные друг другу. Чувство родства подкрепляется знаниями о своих прошлых, а иногда и будущих жизнях.

Спокойное отношение к смерти также основывается на понимании неизбежных реалий перевоплощения. “Много раз я в мире рождалась, много раз покидала мир… И во всех назначенных жизнях я всегда тебя находила. Здравствуй, Рамна! Асила! Велес!”, — говорит Велесу его суженая (2, с. 259).

Осмысливая само слово С-МЕР-Т-ь, можно увидеть то же самое спокойное отношение праславян к смерти. “Нет понятия тленности, бренности в корне этого слова”, — утверждает реконструктор и исследователь праславянской грамоты Н.Е. Белякова. “У-МЕР-> означает ушел в другое изМЕРение->. ОтМЕРил-> положенное вРЕМя<-, как доверительно поясняет корень-перевертыш слов, связанных со смертью<-. Так помогает нам закон зеркального отражения русского смыслового корня” (из лекции Н.Е. Беляковой). Именно такое понимание смерти таят в себе древние славянские обычаи. На поминках и на Масленицу пекут блины. Румяный, круглый блин отчасти схож с Солнцем, осенью “умирающим” и “воскресающим” каждую зиму. Блины подают к столу на Масленицу, когда празднуется победа над злой Богиней Мораной — холодом, смертью и тьмой, празднуется воскрешение Солнца, Жизни, Весны… (3, с. 65).

Поминки, получается, праздник, таящий тот же сокровенный смысл, что и Масленица. Отмечается умирание и рождение души, переход ее в новое состояние, и подтверждает это еще одно ритуальное кушанье, подаваемое к столу на помин души, — кутья: обычно сладкий рис с изюмом. Так — в христианские обычаи вписалась и живет доныне древнейшая языческая ритуальная еда: сладкая, на меду сваренная каша с ягодами, которая несла мощную идею плодородия, победы над Смертью, вечного возвращения Жизни. Стоит вспомнить здесь славянского Бога Ярилу и “воскресающее” зерно, которое только радуется собственным “похоронам”. В священной каше с зерном соединяется еще и мед — один из символов “живой воды” у самых разных народов, и ягоды, также связанные с идеей “неисчислимого” плодородия. И вся эта символика “прочитывалась” древними так же легко, как мы читаем книги, сразу схватывая смысл и не думая про каждую букву (3, с. 65).

Само слово Б-ЛИН, расшифрованное Н. Е. Беляковой, исходя из значения буквы “Б” “буки”, как Божественная ЛИНия, сообщает нам о непрерывной Богом данной череде рождений и умираний человека — о законе перевоплощения.

Восприятие смерти как печального события свойственно более позднему времени. Многоинтересна в этой связи записанная уже в христианскую эпоху легенда о безутешных родителях, которым приснилась их умершая дочь. Та с трудом поспевала за другими праведниками, так как ей приходилось таскать с собой два полных ведра. Что же было в ведрах? Слезы родителей… (3, с. 107).

Возможно, горюя, родители действительно осложняли прохождение душою дочери ее посмертного пути. Затрудняли ей дорогу к следующему рождению. Это были их слезы о самих себе, нежелание собственной утраты.

Об отношении к смерти как к нормальному закону, спасающему человека, чтобы он не разрушил много вокруг себя и в самом себе, чтобы он окончательно не погиб, поведано Виссарионом.