Пять минут?
Я не была готова. У меня почти не было оружия. Мне нужно было хотя бы две — нет, три — пушки!
Как только я отстегнулась, Воробей резко затормозила.
— Ой! — я поднялась с пола, морщась от боли от удара о бронированное ветровое стекло. — Какого черта это было?
— Мне небезопасно водить машину, если ты не пристегнута.
— Ну, ты могла бы меня предупредить!
Воробей ухмыльнулась, наблюдая, как я трогала ушибленную точку на лбу.
— И упустить возможность проиллюстрировать, почему мне небезопасно водить машину, пока ты не пристегнута? Нет уж.
Я отползла на свое место и неохотно застегнула пряжку на место.
— Вот. Рада?
— Разумно, — буркнула Воробей, включая передачу в фургоне. — Здесь очень красиво, да?
Я не знала, назвала бы Ничто прекрасным. На мой взгляд, это был хмурый пейзаж. Но я должна была признать, что была счастлива видеть это.
Вскоре я заметила дубовую рощу. Я прислонилась к лобовому стеклу и напряглась, чтобы увидеть следы грузовиков рейнджеров. Наверняка, они еще не бросили Анну. Конечно, они дали ей еще один день.
Но когда мы подъехали ближе, я не увидела ничего, что заставило бы меня думать, что рейнджеры все еще были здесь. В поле зрения не было ни одного грузовика или палатки.
— На некоторых деревьях следы обугливания, — сказала Воробей. Она повернула руль, чтобы направить нас по широкой дуге вокруг рощи. — Это от солнечных пушек.
— Откуда ты знаешь?
— Некоторые из симуляций включали партизанскую войну в густых лесных условиях.
— Конечно. Ненавижу говорить тебе это, но мы не в симуляции, — я вытащила револьвер из-за пояса и снова зарядила его. — Здесь люди не делают одни и те же вещи снова и снова. Всегда разное. Если найдешь способ защитить что-то, они найдут способ обойти это. Так что лучше всегда стрелять в того, кто выглядит недружелюбно.
Воробей не ответила. Ее пальцы неуверенно крутили руль, когда мы приблизились к строительному роботу. Я не знала, хватит ли у нее мужества, чтобы стрелять во что-нибудь.
Но я точно скоро узнаю.
Черт, этот бот был намного больше, чем я ожидала. Я ощущала, что мы въехали в тень здания: он возвышался над нами, растягиваясь до тех пор, пока ведро, свисающее с его конца, не показалось чуть больше широкополой шляпы. Мои пальцы ног сжались, и мое сердце начало колотиться при одной лишь мысли о попытке взобраться на эту штуку. Я не знала, смогу ли я заставить себя это сделать.
Похоже, у меня могло не быть шанса.
— Зараза, он движется, — сказала Воробей.
Я была так сосредоточена, глядя на ведро, что не заметила, как его основание начало катиться. Солнце взошло, так что, конечно, у бота было питание. Должно быть, он почувствовал фургон и не собирался простаивать.
Волна камней и высохшей земли вырывалась из-под основания бота, который уезжал от нас. Гусеницы на его колесах впивались в землю и били нас волнами земли. Камни ударялись о наше бронированное ветровое стекло, а песок с шипением царапал крышу. Мы были слепыми и глухими, сворачивали, когда наши шины врезались в глубокие канавы, оставленные ботом.
Руки Воробья крепко сжали руль, когда она нажала на тормоз.
— Нет! Что ты делаешь? — завопила я, когда бот поехал.
— Я, черт возьми, не вижу! — кричала она.
— Ну, езжай рядом с ним! Не гони за ним!
— Как, черт возьми, я должна оставаться рядом с ним, когда он продолжает вертеться?
У меня не было времени спорить с ней. Бот двигался быстрее, чем должен был. Сорок, может, пятьдесят миль в час. И ему не нужно было замедляться на холмах или спусках: его огромный вес сглаживал все на его пути.
Пыль рассеялась, и я увидела, что она ехала к огромному хребту, возвышающемуся вдалеке. Гребень торчал из-за горизонта, как лезвие топора, со сколом на вершине. Мы должны были остановить строительного бота до того, как он начнет взбираться на этот гребень.
Наш фургон не сможет туда забраться. Анна умрет, и ее кости превратятся в пыль, прежде чем мы сможем добраться до нее.
Я должна была сделать что-нибудь.
И я должна была сделать это сейчас.
— Мы должны просто дождаться наступления темноты. Так будет легче — эй!
— Веди.
Серебряные глаза Воробья расширились, когда я направила револьвер между ними. Кристалл внутри камеры был горячим и заряженным, он жадно пульсировал в моей руке. Воробей таращилась на сердитое бело-голубое свечение, прежде чем натянуто сказала: