Но они с Мазайкой промолчали. И теперь духи зверей, выпущенные из Дома Хирвы, вышли из леса и вселились в людей. И те изменились — стали лжецами, потом убийцами. Сперва арьяльцы без причины оскорбили ингри. Потом ингри в одночасье возненавидели лютой ненавистью арьяльцев, которых прежде всячески обхаживали. Как же так? Или, может, они их всегда не любили, просто прятали под улыбками зависть и неприязнь? Те женщины, что оплакивают теперь своих растоптанных мамонтами мужей и сыновей, утром радостно отправляли их в засаду на чужаков. Если бы им повезло больше и царевич не ускользнул — сейчас делили бы его чудесные расшитые одеяния…
Кирья зажмурилась, как будто не желая видеть пропитанный кровью закат. Ненависть представилась ей мотком пряжи — началось с малого, на малое намоталось большее, и вот растет и пухнет клубок зла. И уже не важно, с чего началось, с какой мелкой обиды. Глупая выходка царевича могла кончиться ничем, но привела к войне.
Непривычные мысли, порожденные душевной болью, мелькали в голове Кирьи. Неужели она, будь как раньше, одной из ингри, тоже провожала бы братьев в погоню за подлыми арьяльцами, колдовством убившими ее отца, и радовалась бы гибели ни в чем не повинных слуг? Но с недавних пор Кирья уже смотрела на сородичей словно с другого берега Вержи — да и они отвечали ей тем же. Когда погиб отец, она чувствовала, что не осталось больше никого — кроме Мазайки, — кому она здесь дорога. Победа ингри над арьяльцами не радовала, а пугала ее. Словно нечисть подначивает их, а они смеются!
Кирья вспомнила тот день, когда ингри захватили стоянку чужаков. Жуткое было то веселье. Целый праздник устроили — сперва разоряли острожек, потом с хохотом кидали трупы в воду, потом делили добычу. Мороз пробежал по спине девочки. Как убивали чужаков, она, хвала богам, не видела, а как делили добычу — да. Урхо позвал, желая порадовать сестру. Она не пошла бы, но он настоял. Братья сильнее всего напугали ее. Во время грабежа сородичи захватили множество сосудов со сладкой кровью, которую так любили арьяльцы, и напились допьяна. От этой сладкой крови все мужи стали как безумные. Учай глядел на нее волком и что-то бормотал о порче. Урхо, напротив, был шумный, щедрый, швырял ей подарки.
— Бери, сестрица, — кричал он, — будет тебе богатое приданое! Выдадим тебя замуж в царском платье, никто не посмеет сказать, что ты некрасива!
И совал ей дорогие одежды, залитые кровью. Кирья в ужасе шарахнулась от него, пряча руки за спину.
После неудачной утренней засады, переругавшись и подсчитав потери, братья вместе с прочими мужами ушли в погоню, причем Учай зачем-то забрал с собой растерянного Мазайку. А Кирья дождалась сумерек и отправилась на холм, в разоренный острожек. И вот теперь стояла на берегу, осматриваясь и прислушиваясь. Внутри ограды было тихо и пусто — трупы выкинули, все добро вынесли. Но Кирья не уходила. Медленно и бесшумно бродила вдоль частокола, пока не услышала шорох и хрип в той части, где жили слуги. И тут сама для себя поняла, зачем пришла, — искать выживших. Она была почти уверена, что они есть.
— Я хочу исправить зло, — сказала она негромко, обращаясь скорее к себе. Но притаившийся в тени услышал и отозвался.
— Не выдавай меня, — шептал тот, кто прятался в выгребной яме в самом углу стана. — Я дам тебе…
— Ничего у тебя нет, — сказала Кирья, подходя ближе и вглядываясь. — Да ты и сам ранен!
— Так и есть, — жалобно отозвался выживший. — Не могу ступить на ногу, а то давно бы сбежал куда угодно, хоть в лес к зверям… Дай мне воды, прошу…
Перед Кирьей из темноты появилось бледное, искаженное болью и страхом лицо переводчика Варака.
— Они ударили меня по голове, решили, что мертвый, — прошептал он, пытаясь схватить ее за руку. — Потом я увидел, что всех кидают в реку, и спрятался в яму. Они ткнули сюда жердиной, но в меня не попали…
— Этой? — Кирья подобрала лежащую на земле длинную жердину и опустила ее в смрадную тьму. Варак тут же вцепился в нее.
— Там внизу есть лодки, — тихо сказала Кирья. — Идти ты не сможешь, а грести — вполне. Вылезай и ползи туда. Тут, кроме меня, никого нет. Тебя не увидят.
— Да благословят тебя боги, девица! — лепетал Варак. — Пусть твоя доброта зачтется тебе в этом и других мирах…
Но в голосе его не было благодарности, а лишь страх за себя. И смотрел он на нее с невольной злобой, потому что видел перед собой ингри, врага.
— Подожди меня возле лодки, — сказал Кирья, поднимаясь. — Я принесу тебе еды в дорогу.