Аоранг тяжело вздохнул еще раз.
«Всю жизнь мечтал, чтобы ты меня похвалил, косматый!» — подумал Ширам. Но почему-то ему стало тревожно.
— Ты что, знаком с царевной? — спросил он.
— Да.
— Вот как! — Саарсан был неприятно поражен, будто само знакомство с мохначом бросало тень на его нареченную.
— Она прекрасна, умна и добра, как фраваши, — продолжал Аоранг.
— Как кто?
— Преждерожденная душа, созданная из чистого света Исвархи. Вся ее жизнь суть благо и свет. А смысл ее существования — избавлять души, страдающие в нашем ущербном мире, от зла и боли. Ты разве не знаешь?
— Откуда мне знать? Меня не воспитывали жрецы Исвархи!
Шираму отчасти даже забавно было наблюдать, как мохнач, положив на колени свои лапищи, с умным видом рассуждает о тонкостях богословия. Но его покоробило, что Аоранг, похоже, лучше знаком с его невестой, чем он сам.
«Наверно, видел ее в храме на каких-нибудь богослужениях», — успокоил он себя.
Пришел Хаста, тоже грустный и молчаливый, забрался на воз и лег там, уткнувшись лицом в волчьи шкуры.
— Никогда не делай как я, солнцеликий, — сказал он через некоторое время, обращаясь к хитро поглядывавшему на него Аюру. — Я желал Айхе только добра… Но я легкомысленно позволил ей к себе привязаться, полагая, что меня ее любовные страдания никак не касаются… И теперь за это расплачиваюсь. Такие дары нельзя принимать безнаказанно…
— Этот ваш тайный разговор на стоянке? — догадался Аюр. — Так о чем он был?
— Я пообещал, что если Айха повезет нас в Аратту, то я выполню ее заветное желание. После того как я передам тебя государю, я должен вернуться на Змеиный Язык и прожить с ней год.
Аюр широко распахнул глаза, не в силах вымолвить ни слова. Даже Ширам был потрясен. Он подошел к возу и торжественно склонил перед жрецом голову.
— Я не ошибся в тебе, Хаста. Ты заслуживаешь глубочайшего уважения. Подобное небывалое самопожертвование достойно войти в легенды! Год с мохначихой… — Его передернуло. — Расстаться с жизнью было бы куда проще!
— И ты что, собираешься так поступить? — в ужасе спросил Аюр.
— А куда мне деваться? Я дал слово.
— Но это же невозможно! Как ты мог такое пообещать?!
— Я обязан был тебя оттуда вытащить, — страдальчески улыбаясь, сказал Хаста.
— Но какой ценой?! Год прожить в стойбище? С мохначихой?!
— А что такого? — обиженно встрял Аоранг. — Айха прекрасная девушка, очень милая и добрая. Вот вы оплакиваете Хасту, будто его собираются отдать в жертву подземным аарам, а я считаю, что ему повезло.
— Так, может, сам проживешь с ней год вместо него? — съязвил Аюр.
— Я не могу, — серьезно сказал Аоранг. — Меня уже избрала прекраснейшая из женщин. И пусть она вольна предпочесть другого — пока этого не случилось, я принадлежу только ей.
Хаста давно приучил себя не грустить подолгу. На крутом изгибе дороги он соскочил с воза и встал на обочине, глядя вниз и полной грудью вдыхая теплый воздух Аратты, напоенный терпкими ароматами горных трав. Перед ним в утренней дымке простиралась огромная плодородная долина, исчерченная прямыми линиями дорог, похожая с высоты на пестрое лоскутное одеяло. Далеко внизу белели крыши маленькой пограничной крепости, где их, видимо, сегодня ожидал ночлег.
— Послушай, Хаста… — раздался позади голос Аюра.
Огнехранитель обернулся. Царевич смотрел мимо него в золотистые дали, но мыслями как будто был не здесь.
— Я хочу спросить тебя как жреца. В последнее время со мной происходят удивительные вещи. Самое диковинное, конечно, это. — Он вытянул перед собой раненую руку. — Кому рассказать — не поверят, ведь даже шрама не осталось!
— Все равно расскажи обязательно, — посоветовал Хаста. — А мы подтвердим. Ты — избранник Исвархи…
— Я в этом не уверен, — тихо заметил Аюр.
— Что такое?
— Я вдруг подумал — точно ли Господь Солнце исцелил меня?
Хаста изумленно взглянул на царевича:
— А кто?
— Вот послушай, — заговорил Аюр, глядя в сторону. — Когда я соскальзывал в трещину, хватаясь за что попало, знаешь, о чем я думал? Об отце. Нет, не в том смысле, что звал его на помощь, — усмехнулся он. — Я думал о том, что я сейчас разобьюсь и он останется один… И это заставило меня вцепиться в край трещины, как будто я обернулся ящерицей… Я словно прилип к стенке… А еще я думал о том, что если я сейчас сорвусь, то вся Аратта осиротеет. И когда Солнце заберет отца к себе, то, скорее всего, начнется война… Я должен был остановить падение любой ценой, мне нельзя было умирать! И тут…