Царская дочь отлично понимала, что глава двенадцати великих родов Накхарана — вовсе не какой-то накх и что если отец решил выдать ее замуж, не спросив ее согласия, то у него были на то веские причины. Но все внутри ее бунтовало против отцовского выбора. И сейчас в ней нарастала решимость бороться за право следовать зову сердца.
До недавнего времени она и сама не знала, как назвать то, что она чувствует к Аорангу. Праздное любопытство к ученому мохначу быстро переросло в задушевную дружбу — как ей до недавнего времени казалось. Но после того как вместе им довелось спасти маленького саблезубца и потом, когда Аоранг чудом вернул ей воспоминания, изгнанные давними страхами, — Аюна почувствовала, что между ними возникло нечто куда более сильное, глубокое и значительное, чем просто взаимная приязнь. Каким-то непостижимым образом удивительный мохнач стал ей ближе всех родных, и после его отъезда на Змеиный Язык все ее мысли были только о нем.
Только бы вернулся скорее! А что будет дальше, Аюна не загадывала. В конце концов, она царевна, а он пусть и воспитанник верховного жреца, пусть и путешествовал во всех пределах Аратты, пусть лучше многих знает Ясна-Веду, но все же человек без роду и племени. Ученый и разумный — но лишь дикарь… «Нет, он не таков», — одернула она себя. Скорее уж Ширама с его накхами можно назвать дикарями. Люди, которые поклоняются змеям и сжигают женщин живьем на погребальных кострах… Она содрогнулась.
Ах, если бы Аоранг был арием — все было бы куда проще! Но тогда он не был бы собой…
— Что ты здесь делаешь, дорогая сестрица? — послышалось совсем рядом.
Аюна оглянулась и увидела Джаяли. Старшая сестра стояла позади на садовой дорожке и глядела на нее внимательно, даже будто бы недоумевающе.
— Прости, я не слышала, как ты подошла.
— Я уже давно сюда подошла, — ответила та. — Ты стоишь, уткнувшись лицом в куст, без движения. Уж не спишь ли ты стоя, будто лошадка?
Джаяли рассмеялась собственной шутке.
— О нет. — Аюна с досадой отступила от цветущего куста. — Просто наш травник рассказывал, что из кровохлебки, если смешать ее сушеные лепестки с молоком и маслом, можно сделать отличное лекарство от кашля…
— Лекарство от кашля? — переспросила старшая сестра, подняв бровь. — Ах вот оно что. А я уж было подумала, что наш травник поведал тебе, будто кровохлебка отгоняет нелюбимых мужчин!
Аюна невольно отвела глаза. Сестра будто случайно прикоснулась прямо к ее тайне.
— Вижу, так и есть, — нежно промурлыкала Джаяли. — Неужели возвращение саарсана не радует тебя?
— Я терпеть его не могу! — не в силах больше держать в себе чувства, выпалила Аюна. — Как подумаю, что он станет прикасаться ко мне, — как будто змея проползает по коже! Брр!
Она гневно топнула ногой и сжала кулаки.
— Я пойду к отцу и скажу ему, что не желаю этого брака.
— Иди-иди, — насмешливо отозвалась Джаяли. — Только сейчас его нет во дворце. Он отправился куда-то вместе с дядей Тулумом. И похоже, был чем-то сильно огорчен.
— Чем же? — обеспокоилась Аюна.
— Уж точно не возвращением нашего брата.
Джаяли обняла сестру за плечи.
— Ты сама-то не знаешь, чем он так раздосадован последние дни?
Аюна мотнула головой.
— Ты говоришь о мятеже?
— О нет. Мятеж вызывает у него ярость, а не досаду.
— Тогда не знаю.
— Странно. А я-то думала, что это твои похождения не дают ему покоя.
— Какие еще похождения?
— Сестрица, ты не умеешь врать. Весь Лазурный дворец судачит о тебе и мохначе. Говорят, до его отъезда вы не расставались целыми днями. Я слышала, он затащил тебя с собой даже в клетку к саблезубцу! Ты что же, влюбилась в него?
— Это мое дело! — вспыхнула Аюна.
— Но это глупо. Родная, если отец и впрямь об этом узнал, твой этот… как там его… — старшая царевна презрительно скривила лицо, — исчезнет бесследно в тот же день, как вернется в столицу.
— Его зовут Аоранг, — мрачно сказала ее сестра. — И это очень красивое имя.
— Даже если от звука его имени будут расцветать розы и птицы станут распевать его, сидя на ветвях, это вам ничем не поможет. Подобное существо рядом с царевной арьев…
— Он не существо! Он человек, и получше прочих!
Джаяли удрученно вздохнула:
— Но этот мохнач — он никто. Он живет из милости у нашего дяди. Он его игрушка, прихоть…
— Ах так? Тогда… я сама пойду к дяде Тулуму, паду ему в ноги и буду умолять его усыновить Аоранга. Дядя же все равно считает его своим названым сыном, я знаю! Может, тогда отец смирится? Ведь смирился же он с твоим Кираном!