«Нет, плохая мысль. А если броситься к стенам крепости с криком, что мне нужно говорить с саарсаном? Тоже глупо. Тогда стрелами угостят арьи, так что и рта открыть не успею. Хотя, может быть…»
Хаста разжал кулак и подкинул на ладони золотую пластину. На пластине была выгравирована печать святейшего Тулума, окруженная словами благословения. Что ж, если нельзя пройти лунной тенью, то придется прибегнуть к ослепляющему сиянию Исвархи.
Никогда прежде со дня основания столицы Верхний город не спал столь тревожно. Дома знатных накхов, каждый из которых представлял собой неприступную башню, были объединены в одну крепость. Напротив нее во всех улочках, прилегавших к главной дороге, ведущей к воротам, стояли отряды городской стражи и телохранители высших вельмож Аратты. Ворота были закрыты. Никто не мог ни покинуть Верхний город, ни войти в него. Объявленное государем перемирие, кажется, мало что изменило.
Плохой мир, конечно, лучше доброй битвы. Но веры накхам больше не было. Будто пелена упала с глаз арьев, и только сейчас они поняли, что извечный коварный враг, столетия копивший силы, наконец поднялся и ударил, словно притаившийся в камнях змей. Тому, кто им доверится, не будет спасения.
Городские стражи, оградившись щитами, в молчании наблюдали за угловатой каменной громадой, ожидая вылазки. И чем дольше ее не было, тем больше в сердцах стражников крепло убеждение, что под предлогом перемирия накхи замышляют нечто ужасное. Осталось только понять, что именно…
— С дороги! С дороги!
Воины храмовой стражи, расталкивал народ, освобождая путь невысокому, но очень важному с виду рыжему жрецу в ослепительных златотканых одеяниях, — целая дюжина телохранителей, как положено высшим служителям Исвархи. На голове у жреца красовалась двенадцатилучевая диадема, подобная той, в которой выходил встречать Зимнее Солнце сам государь, а в руках он держал высокий посох, увенчанный золотым полудиском.
Сотник отряда городской стражи поспешил навстречу нежданному гостю. Тот глянул на него, как на бродячего пса:
— Где это произошло?
— Что — это?
Достославный Хаста не удосужился объяснять. Впрочем, польщенный вниманием столь высокопоставленного лица глава стражи и без объяснений догадался, о чем его спрашивают, и ткнул острием копья куда-то вперед:
— Да, считай, прямо здесь. Там напали на царевича. Потом, увы, государь на своей колеснице приехал и затоптал следы…
Рыжеволосый жрец отмахнулся от него:
— Осветите землю факелами!
Храмовые стражники окружили место, где состоялось похищение, и склонили факелы к земле.
— Сомкните щиты надо мной! — с надменностью прирожденного вельможи продолжал распоряжаться Хаста.
Затем он опустился на колено, приложил к земле правую руку, прижал левую к сердцу и прикрыл глаза, будто вслушиваясь в собственные ощущения.
Свидетели происходящего замерли, благоговейно глядя на волшебное действо. Наконец жрец шумно вздохнул, вновь открыл глаза, поднялся и воскликнул звучным голосом:
— Свидетельствую и объявляю именем храма всемогущего, всеведущего Исвархи, что саарсан накхов Ширам, сын Гауранга, не похищал царевича Аюра и непричастен к его похищению!
Толпа стражников, поставленная здесь приказом нового Хранителя Покоя, дабы никого не впускать в твердыню мятежников и не выпускать их наружу, издала дружный вздох, в котором отчетливо слышалось облегчение. Стоя здесь, почти на виду у остроглазых накхов, каждый из стражников уже мысленно попрощался с жизнью. Ибо начнись что — мало кто из них уцелел бы. А если Ширам ни при чем, так, может, и схватки не будет?
— Ширам, сын Гауранга, — между тем громко вещал Хаста, — ты сказал правду, но ты сказал не все! Я желаю говорить с тобой с глазу на глаз!
Услышав голос, громко выкликавший его имя, Ширам остановился и оглянулся. Впрочем, его не слишком интересовало происходящее сейчас на улице. Ночная стража на стенах несла привычную службу с удвоенной бдительностью, а все прочие старались как можно меньше привлекать к себе внимание. Каждому из накхов отчетливо казалось, что Ширам желает убить именно его и непременно самым изощренным из тысячи известных ему способов. После заката вся крепость накхов была обшарена от крыши до самого глубокого подвала. Невеста саарсана исчезла, растворилась в ночи, будто и не было ее тут вовсе.