Учай принялся грызть найденный сухарь, раздумывая, что ему делать дальше.
Мысли его метались; он знал, что надо действовать быстро. Сын Толмая отлично понимал: когда отступит первая острая скорбь, вержане будут искать виновного в поражении и гибели сородичей. И найти такового будет совсем не сложно… Стало быть, нужно опередить их.
Уж точно просить о милости нельзя. Жить в селении из жалости — хуже не придумаешь. Последнего ужа и то больше привечают, чем его. Что же делать-то?
Ища ответы на мучивший его вопрос, Учай вдруг кое-что вспомнил. Он встал, подошел к маленькой божнице и нашарил на полке давнишний подарок отца. Много лет назад, когда Учай еще и ходить-то не умел, Толмай привез с торжища в Ладьве мальцу потешку — сверху ручка, снизу шип и бегущие по кругу восемь глубоких, загнутых на концах прорезей — солнечных лучей.
— Это не просто забава, — назидательно сказал тогда Толмай. — Дривы такие вертушки из кости режут, чтобы вопрошать богов. Вот погляди сюда. — Он поставил подарок на стол и крутанул.
Солнечное колесо начало бег; резные дуги сплелись в дивном танце, завораживая и притягивая взгляд.
— Если крутишь его посолонь — вопрошай о грядущем. Если богам будет угодно, они тебе ответят. А если не знаешь, что прежде было, — крути противосолонь.
Толмай закрутил волчок в обратную сторону, и дуги начали разбегаться к краям.
— А когда боги-то заговорят? — нетерпеливо спросил маленький Учайка.
— Ну теперь жди, — усмехнулся отец. — Думай, гляди и спрашивай. Если суждено узнать — узнаешь…
Прежде Учаю никогда не доводилось испробовать отцов подарок ради вопрошания богов. Наигравшись в детстве, он о нем надолго забыл. Ну, видать, пришел срок…
— Что мне дальше делать? — прошептал он. — Тут ли мне жить?
Он крутанул волчок посолонь. Тот резво пробежался по столешнице, спрыгнул на пол и продолжил крутиться там.
За дверью послышались шаги.
— Учай! — послышался встревоженный голос Кежи, его лучшего друга и первейшего из его соратников. — Тебя там старейшины зовут!
Ну вот все само и решилось. Сын Толмая поднял с пола волчок, сунул в поясную суму и выдохнул:
— Пора.
За порогом столпились его друзья и соратники — жалкая кучка растерянных юнцов. Учай прикусил губу с досады. Его охватила злость. К чему уныние и страх? Сдаваться нет причин. Он все еще военный вождь ингри, и старикам придется с ним считаться!
— Вы еще заплачьте тут! — бросил он. — Идите за мной!
Дверь общинной избы распахнулась, и собравшиеся на совет старейшины дружно повернули голову к вошедшему. Их хмурые лица совсем не понравились Учаю. Старики глядели на него так, будто он был не сын Толмая, а невесть откуда взявшийся чужак.
— Я пришел говорить с вами, — громко и властно произнес Учай, чтобы не дать старейшинам опомниться.
— Говори, — помедлив, кивнул седобородый дед Райну, помнящий еще те времена, когда Толмай ходил на свою первую охоту.
— Мы гнали врага из наших пределов, так что он не мог остановиться, — заговорил Учай, вскинув голову и расправив костлявые плечи. — Мы преследовали его даже на Холодной Спине, в землях мохначей, и едва не истребили его окончательно. Но страх овладел сердцами охотников. Почти настигнув добычу, они стали мягкими как воск и трусливыми как зайцы. Не я — они потребовали возвращаться домой! Взрослые мужи, ходившие на медведя и росомаху, сбежали, так и не отведав вкуса настоящей победы! Они не добили раненого зверя! И теперь, зализав раны, враг вернется к нам, горя жаждой мести. Чем мы его встретим? Кто встанет частоколом копий на пути арьяльцев?
— Помолчи, слепень борзоязыкий! — сердито прервал его старик. — О каком частоколе ты твердишь? Ты напоил нашу землю кровью! Напоил допьяна! И что ж, думаешь, теперь из нее вырастут воины, как мухоморы после дождя? Посмотри, сколько из тех, кто пошел за тобой, не вернулись назад. Ты хочешь, чтобы и все остальные легли рядом с ними? Ты желаешь, чтобы арьяльцы пришли сюда и сожгли наши дома? Чтобы они засыпали солью раны нашей земли?
— Так что ж, — вспыхнул Учай, — вы станете ужами под пятой врага еще до того, как он придет сюда?
— У ингри нет врагов, — угрюмо сказал другой старейшина. — Мы не станем ни с кем биться. Ты поднял оружие, возмутив своими речами добрый люд. Ты — наш враг. Мы изгоняем тебя.