Хаста заорал от ужаса, и тут же чей-то локоть закрыл ему рот. А в следующий миг падение резко замедлилось и тут же прекратилось. Помост дернулся, покачиваясь на толстых веревках. Дощатые борта вывалились наружу, из темноты послышались приветственные возгласы на языке накхов.
— Это ты называешь «немного страшно»?! — заметив поблизости Ширама, прохрипел Хаста.
— Вперед! Нет времени для разговоров.
— Ну вот, теперь нет времени для разговоров! — Жрец остановился и глубоко вздохнул, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Он облизнул разбитые губы и почувствовал привкус крови. «Хорошо, что жреческое одеяние достаточно длинное, и эти головорезы не заметят, что дальше я поеду без штанов…»
Будто черная волна пронеслась над Нижним городом в предрассветный час. Городская стража, которой не посчастливилось оказаться на пути, была сметена ею бесследно. Все пригнанные на торжище конские табуны без спроса и согласия перешли во владение накхов. В городских воротах накхам попытались оказать сопротивление, но те, кто шел сзади, даже не узнали об этом. Затоптав растерзанные трупы, конная лавина накхов вырвалась из столицы.
Глава 2. Аюр и невидимка
«Размышлять в тишине» пришлось куда дольше, чем предполагал Аюр. Ему все казалось, что вот-вот двери его темницы откроются и войдут жезлоносцы, чтобы отвести его к отцу. Но время тянулось и тянулось, и никто не приходил. В конце концов царевич заснул на жесткой лежанке, несмотря на одолевавшие его злость и нетерпение. Когда дверь все же отворилась, впустив полосу бледного света, оказалось, что это всего лишь охранник, принесший скудную пищу.
Когда тот вышел, не ответив ни на единый вопрос царевича, и грубо оттолкнул его, захлопнув дверь прямо у него перед носом, Аюр впал в бешенство. Он орал и ругался, грозя сторожам карами и колотя в дверь. Утомившись бесплодными попытками, он упал на лежанку и погрузился в мрачное молчание.
«Да что ж это такое? Неужели отец совсем забыл обо мне? Что за непонятная кара? Я должен быть рядом с Ширамом! Они же поубивают друг друга ни за что! Если бы меня тут не заперли, я бы давно помирил их!»
Время во мраке тянулось бесконечно долго. Аюр не пытался больше препираться со стражей и на еду не глядел. Он сидел и думал.
— Эй, старик! — мрачно позвал он в темноту.
— Что? — тут же отозвался тот, будто только того и ждал.
— Ты так и не сказал, как тебя зовут.
— Я и не собирался.
— Я буду звать тебя Невид.
— Почему? — В голосе старца прозвучало искреннее удивление.
— Потому что я тебя не вижу.
— Ну, в этом есть смысл, — признал сосед, усмехнувшись.
— Мне же надо как-то к тебе обращаться, — объяснил Аюр.
— А ты хочешь ко мне обратиться?
— Да. Я хочу поговорить.
— Ты не спросил, хочу ли я с тобой разговаривать, — проворчал старик. — Ну ладно. Говори, что хотел?
Аюр сел за ложе, стиснув голову руками:
— Послушай, Невид, я думаю, что это не отец меня захватил и держит тут.
— Какая глубокая мысль! Что навело тебя на нее?
— Смеешься? Ну смейся.
— Ничего подобного, я слушаю тебя со вниманием! Неужели ты наконец начал думать?
— Я только и делаю, что думаю! — вспылил Аюр. — Да я в этом гнусном подземелье думал столько, сколько не передумал за всю жизнь!
— Очень хорошо, — одобрительно отозвался Невид. — Так почему не отец?
— Он бы не стал держать меня в каменном мешке. Он меня любит…
Старец был явно разочарован:
— Я думал, ты начал мыслить, а ты, как малое дите, ждешь, что отец сменит гнев на милость…
— Нет, послушай… Отец наказывал меня и раньше. Но он… словом, он боится за меня. Я только недавно понял, как сильно он за меня всегда боялся. Он и на Охоту Силы отпустил меня только потому, что дольше тянуть было уже непристойно — сам-то он поехал на нее в тринадцать лет! А до того я вообще нигде не бывал — он постоянно держал меня при себе. И вдруг сейчас запихнул в какое-то подземелье, да еще не навестил ни разу, чтобы сказать хоть что-нибудь…
— Может, он занят подавлением мятежа? — вкрадчиво спросил старец.
— Какого еще мятежа?! Ему ли не знать, как верен Ширам?
— Так ты считаешь, что он не верит в измену накхов?
— Конечно нет.
— Почему же он так обошелся с саарсаном?
— Да потому, что глупая Аюна… — Царевич осекся и с подозрением поглядел в темноту. — В общем, это тебя не касается. Это семейное дело.
— Как скажешь.
Несколько мгновений они оба молчали. Потом Аюр заговорил снова: