Урхо бережно снял первую стружку… В этот миг привешенная на кожаных петлях дверь распахнулась и в избу ввалился еле держащийся на ногах от усталости Учай.
— Все, я завел их! — выдохнул он. — Пора начинать!
— Здравствуй, брат! — Урхо поднялся из-за стола.
— И тебе здравствовать, — поморщившись, бросил младший сын Толмая. Он будто досадовал, что ему приходится тратить время на приветствия.
— Надеюсь, дорога была легкой?
— Какой бы ни была дорога, она позади. А я тут! Сейчас уже темнеет. Завтра на рассвете начнем.
— Погоди, погоди! Что начнем? При чем тут рассвет?
Учай сверкнул глазами:
— Брат! Я заманил арьяльцев к медвежьим людям, как мы и задумали. Ни ты, ни я, ни деды наши не слыхали, чтобы кто-то оттуда возвращался живым. Но тут осталась их стоянка. И там еще много наших врагов!
— Послушай, — недовольно отозвался Урхо, сообразив, к чему клонит брат. — То, что ты задумал, — дело недоброе. Там остались лишь простые люди, не длинноволосые воины в сверкающей скорлупе. Они нам не враги. Они говорят с нами на одном языке и даже внешне на нас похожи…
— И что с того? Они тоже арьяльцы — а значит и они виновны в гибели нашего отца!
Старшак шумно вздохнул:
— Ты не прав. Они не замышляют ничего злого. Мы каждый день возим им хворост и приносим дичь в обмен на полезные вещи. Они беспомощны, как новорожденные лосята! Они даже в лес не ходят — зверей боятся… Пусть себе возвращаются. Расскажут, что мы их хорошо приняли и помогали в охоте. Что их царевич сделал нашего отца своей правой рукой в Ингри-маа и что отец погиб, защищая царевича от чудовища…
Урхо подумал и рассудительно продолжил:
— А еще расскажут, что царевич сам пожелал идти дальше, хоть мы и предупреждали его, как это опасно. А то, что он сгинул, — что уж, то воля богов! И они придут снова, как того хотел отец. И опять привезут свои дивные вещицы…
— О чем ты думаешь, Урхо? — возмущенно перебил его Учай. — Ты что же, готов продать священное право мести за побрякушки? Ты думаешь, чужаки хотят мирно торговать — и только? Видел того, с косой, Ширама? Разве такой способен желать кому-то добра? Да если ему только дозволят, он загрызет каждого не хуже волка! А таких, как он, по словам арьяльцев, видимо-невидимо. Они придут сюда снова, чтобы возвести огромный погребальный костер. Если мы их отсюда выпустим — все ляжем на него вместо поленьев!
Урхо нахмурился и стиснул рукоять ножа. В словах брата была своя правда. А еще в них звучала ярость, от которой закипала кровь, и всякие доводы становились уже неважными…
— Я подслушивал их разговоры, пока мы шли к медвежьим владениям, — продолжал Учай. — Для них мы не люди — что-то вроде говорящих зверей. Хмель ударил в голову царевича, когда он назвал отца своим наместником, — но потом-то он протрезвел…
— Ты говоришь правду? — Старшак становился все мрачнее.
— А какой смысл мне возводить напраслину? Арьяльцы не считают нас за людей, но сами они хуже всякого зверя. Ибо зверь не кусает руку дарящего и не отвечает злом на добро! Так ты со мной, брат?
— Надо все обдумать. Это так быстро не делается.
— Я все уже обдумал, — заявил Учай, присаживаясь за стол. — Пока вел врагов к медвежьим людям и пока бежал сюда. Мы начнем завтра. Никто не должен уйти живым!
— Но постой… Как завтра?! Я должен оповестить людей, созвать старейшин…
— Кровь нашего отца требует отмщения! Можешь дальше резать ложки и думать свои думы, — с презрением бросил Учай. — А я начинаю завтра на рассвете!
— Один? — недоверчиво произнес Урхо.
— Я знаю пять-шесть парней, которые пойдут за мной, потому что они слеплены не из речной грязи. А ты сиди тут, сиди! Мы и сами справимся!
— Но…
— А если мы погибнем, свершив нашу месть, то будешь вместе с бабами оплакивать и брата вслед за отцом. Сиди, могучий Урхо. Кто же еще будет забавлять девок потешными боями?
Учай вскочил из-за стола, развернулся и, пошатываясь от усталости, направился к двери.
— Постой, брат! — Урхо тоже встал и положил пятерню ему на плечо. — Отдохни, ты на ногах не стоишь!