Крики ужаса внизу удаляются, становятся все тише. И вот уже нет в целом мире больше ничего, кроме ветра…
Кирья глубоко вздохнула и с силой провела ладонями по лицу, прогоняя морок. Никого больше не было на крыше, дух древнего зверя исчез, но его крик все еще звучал в ее ушах. Как и хохот того, кто швырнул ее в воду, прямо к твари в лапы…
«А все-таки крылатый дух исчез, — подумала она, бодрясь. — Я прогнала его!»
Но в ушах ее снова зазвучал отвратительный хохот:
«Ха-ха! Не доросла ты еще, чтобы приказывать тварям из Бездны! Этим искусством владеет лишь тот, кто сам призвал их оттуда!»
Глава 5
Гибель в скалах
— Это вообще что за зверь? — с сомнением спросил повар, держа за длинный хвост бурую мохнатую тушку. — На зайца вроде не похож…
— Мохначи притащили? — с пониманием спросил Хаста. — Им-то все равно, ясное дело. Это выдра.
— Ее едят?
— Всё едят, — глубокомысленно заметил жрец.
Повар скривился:
— И как мне ее приготовить, чтобы наследника не стошнило? Пойду выкину. Пригляди за котлом, почтенный жрец…
— Зачем? Оставь, пригодится.
— Неужели ты стал бы есть выдру?
— Если б ты знал, что мне в жизни доводилось есть, — хмыкнул Хаста. — Были времена, когда я сожрал бы эту выдру вместе с кожей и костями…
— Приходилось голодать? — сочувственно спросил повар.
— Я пережил великий голод в Майхоре, — сумрачно ответил Хаста.
— Ого! Сколько ж тебе лет?
— Больше, чем ты думаешь… Я был тогда ребенком. Мне было лет девять, — впрочем, я не знаю своего возраста…
— Тогда понятно, почему ты такой тощий и малорослый, — сказал повар, помешивая похлебку. — Да… Ужасные вещи рассказывают о Майхоре. Там были голодные бунты… Озверевшие северяне творили такое — как под ними земля не расступилась и не поглотила их!
Хаста поглядел на него серьезно и грустно:
— Ты говоришь с чужих слов, а я видел это своими глазами. Но я не могу их осудить, хоть и понимаю, что они и их деяния прокляты богами. Они пережили такие страдания, какие тебе и не вообразить.
— Они пожирали людей! — настаивал на своем повар. — Это против любых божеских законов! А потом государь послал туда накхов, и они подавили восстание. Есть все-таки и в накхах что-то хорошее.
— Подавили восстание? — странным голосом переспросил Хаста. — Так это называется? Они просто убили всех схваченных, от мала до велика. Ну, почти всех…
Хаста устремил взгляд то ли на котел с похлебкой, то ли на что-то, видимое ему одному. Повар с любопытством ждал, когда жрец заговорит.
— Да, прежде чем мятежники разграбили и сожгли Майхор, это был богатый город. Мне он казался огромным. Впрочем, я был тогда совсем мал. Не помню, что привело меня на его улицы. Не помню, что я там делал. Но осталось будто какое-то видение. Огромные дома по обе стороны дороги… Храм, от великолепия которого перехватывало дыхание. Помню сад…
Хаста задумчиво поглядел на реку, с однообразным грохотом падающую вниз со скалы, и верхушки сосен в небе.
— У твоего дома был сад? — спросил повар.
— Нет, у меня и дома-то не было. Я жил в саду, словно птица. Питался одними яблоками. Днями и ночами сидел на деревьях.
— Это еще почему?
— Внутри сада был дом, уж не знаю чей. Но это был знатный господин, и он совсем не желал, чтобы какая-то рыжая зверушка вроде меня обирала его яблони. По саду то и дело ходил сторож с увесистой палкой, и на глаза ему лучше было не попадаться. Там я быстро научился вслушиваться в чужие шаги и различать, кто и куда идет.
— Ишь ты! — покачал головой повар. — Что же было дальше?
— Потом Майхор взяли бунтовщики. Они навалились столь быстро и яростно, что город даже и подумать не успел о защите. Словно черная туча накрыла его дворцы и храмы и пролилась кровавым дождем… Я сидел на дереве и все видел. Как сейчас помню лица победителей — обтянутые кожей скулы, запавшие щеки, провалившиеся, горящие безумием глаза… Но как мне показалось, они сеяли погибель равнодушно, без какой-либо ненависти. Они просто были очень голодны…
И я тоже был голоден. Тогда как раз начинало холодать. Листва опадала, яблок уже не осталось. Но и сторожа не было в живых. И никого из жителей дома тоже. Но я знал, что в доме были кладовые. Когда опустилась ночь, я решился забраться в дом и поискать еды, пока всю ее не растащили и не съели мятежники.
Мне повезло — точнее, мне показалось, что повезло. Я отыскал ключи от подвала, о котором не знали бунтовщики-северяне. Я ел и не мог наесться. Все было так вкусно, так много… Я думал, что умру от счастья. Но когда я наконец обожрался до отвала, выяснилось, что умирать мне придется совсем иначе. Когда я попытался выйти из подвала, меня сразу схватили. Оказалось, что в доме уже хозяйничают накхи.