Ширам так и предполагал. Обойдя лагерь беженцев, он углубился в чащу. Вскоре голоса смолкли, и его вновь окутала тишина ночного леса. Чутье и память вывели его на дорогу, ведущую сквозь березняк на запад. Это был тот самый старый тракт — заросшая, но широкая дорога, по которой возвращались остатки Великой Охоты. Прошлой осенью, а казалось — в прошлой жизни…
Впереди послышалось журчание воды, вокруг посветлело. Ширам вышел к броду через небольшую лесную речку. На другой стороне виднелась знакомая сторожевая вежа, окруженная частоколом. Из трубы валил дым, сквозь щели в ставнях пробивался свет. Во дворе заржала лошадь. А вот и люди Зарни!
Ширам быстро оглядел крепостицу, высматривая дозорных на стене, однако не увидел ни одного. Что за беспечность? Вскоре маханвир, перемахнув через частокол, затаился среди дворовых построек. Посреди двора горел жаркий костер, кругом столпились люди. Только бьяры, крепкие парни — верно, те самые доверенные слуги, что повсюду носили слепца на плечах. А где же носилки? Ширам окинул взглядом двор, но длинной лодки, служившей носилками, не нашел.
Бьяры вели себя и впрямь странно. И не подумав выставить сторожей, они сгрудились у костра, боязливо поглядывая в сторону чащи. Ширам уже начал прикидывать, кого бы из них поймать для допроса, когда услышанный обрывок разговора заставил его отбросить эту мысль.
— …и рану перевязать не позволил, и стрелу трогать не дал! Почему? Хоть под крышей помер бы, на постели…
— Ты что несешь? Какое «помер»? Сейчас услышит святой — поганый язык тебя изнутри и сожжет!
— Ну, пока только его самого огненная стрела жжет…
— А вот сейчас явится матушка Тарэн и вынет ее!
Бьяры снова зашептались, придвинувшись еще ближе к огню. Ширам хорошо помнил, как они боятся своей Тарэн, считая ее самой сильной и страшной из богинь. Ему это было вполне понятно: Мать Найя могла и убить, и одарить, а гнев ее был внезапным и непредсказуемым, как у всякой женщины. Итак, бьяры лечить колдуна не стали. Надеются лишь на помощь богини. Стало быть, у Зарни совсем плохи дела.
— Когда пойдем глядеть? — долетали голоса от костра.
— На рассвете, не раньше… Храни нас ясный Сол, мне еще жить охота! Ты видел, что под дубом творилось?
— Молчи, накличешь…
Голоса перешли в бормотание. Ширам отступил в тень, вновь преодолел частокол и исчез в лесу, никем не замеченный.
Он долго шагал по дороге, обходя поваленные деревья, прислушиваясь и приглядываясь, но вокруг царила тишина. В какой-то миг Ширам ощутил смутное беспокойство. Когда он понял причину, глаза его вспыхнули предвкушением, хотя шаг не сбился и дыхание осталось ровным. Пройдя еще немного, он внезапно остановился. Ни шевеления среди еловых лап, ни лишней тени у корней…
— Спускайся, — произнес он. — Я чувствую твой взгляд.
Из темноты долетел смешок, однако никто не появился.
— Ты вон на той ели, — добавил Ширам. — Слезай — или тебя снять?
Еловые лапы даже не дрогнули, однако у Ширама вдруг зачесались глаза. Он моргнул и увидел, как в воздухе понемногу проступает парящий над землей крылатый силуэт.
«Теперь ясно, почему я не слышал ни шагов, ни дыхания, — подумал Ширам. — Это не человек!»
— Я тебе не враг, — произнесло крылатое существо.
Сложив нетопыриные крылья, оно опустилось на землю и двинулось навстречу накху, с каждым шагом будто выходя из тени на свет и обретая телесность. Вскоре перед ним на дороге уже стояла рыжеволосая девочка-подросток, в мужских портах, кожухе и вышитой по вороту рубашке. На груди угадывался золотой знак солнца.
— Я тебя знаю, — вдруг сказал Ширам. — Ты — дочь вождя из деревни ингри, из Затуманного края!
— Меня зовут Кирья, — сказала девочка. — Я тоже тебя помню, воин. Ты был с царевичем.
— Что с тобой произошло? — спросил Ширам. — Как ты стала крылатым дивом? Тебя убили?
— Нет, я жива. Хотя я уже сама не знаю, див я или человек, — со вздохом добавила она. — Иногда я чувствую, словно меня куда-то несет буря, а иногда — что я и есть буря. Старая Калма говорит, это мое наследие… Золотое зеркало треснуло, разрушилась граница миров. Сила зеркала теперь у меня!