— Все это поистине удивительно, и честно сказать, я мало что понял, — ответил накх. — Что ты делаешь здесь, в этом лесу, Кирья из Затуманного края?
— Я пришла за гуслями Исвархи.
— Гм-м…
— Ты тоже? А ты знаешь, что Зарни — мой отец?
«Ах вот как», — подумал Ширам, незаметно сдвинув руку к метательному ножу.
Ему прежде уже доводилось сражаться с мертвецами и призраками. Даже изгонять их из мира живых…
— Я провожу тебя к отцу, — продолжала Кирья. — Он там, на поляне у священного дуба. Огненная стрела пронзила ему руку вместе с гуслями. Он не может вытащить ее и тяжко страдает. Мне кажется, он не сможет вытащить ее никогда…
— Я не собираюсь ему помогать, — сказал Ширам, наблюдая за каждым движением девочки-дива. — Я пришел, чтобы убить его.
— Знаю, — кивнула Кирья.
— И тебе не жаль отца? — поднял бровь маханвир. — Ты не станешь защищать его?
— Его уже нельзя защитить, — покачала головой Кирья. — Зарни совершил страшное и был за это наказан. Судьбу его решают уже не люди, а боги. Если убьешь его — для него это станет освобождением.
Ширам пристально вглядывался в лицо девочки, пытаясь уловить признаки лжи, но оно казалось неподвижной маской, словно он смотрелся в зеркало. «Мы оба уже за Кромкой», — подумалось ему.
— Почему ты идешь против отца?
— Он растил меня как живое оружие — да только я не стала ему служить. Знаешь, чего он хочет? Погубить этот мир, чтобы родился новый — без арьев. Его племя верит, что арьи — не люди. Когда они явились сюда на своих золотых кораблях, мир начал отторгать их. И вот боги наслали потоп, чтобы смыть арьев с лица земли, словно болезнь. Исчезнут арьи, и мир исцелится. Так говорит Зарни, и многие ему верят.
— Ты тоже веришь ему?
— Как я могу, если моя мать была царицей арьев? Во мне говорит ее кровь, и волшебное оружие слышит меня. Я могу взять гусли Исвархи, сыграть на них — и, может быть, исправить зло, которое натворил мой отец…
— Но и я пришел за гуслями, — напомнил Ширам. — Меня послал за ними государь Аюр.
— Это не беда, — кивнула Кирья. — Забирай гусли и возвращайся к Аюру — и я с тобой.
— В таком случае я бы хотел знать, на что ты способна и что из этого нам пригодится.
Девочка усмехнулась:
— Со мной тебе не грозят видения, что наводит Зарни. Только он сам. Идем. Увидишь, что с ним стало…
Дальше они пошли вместе. Ширам косился на шагающую рядом рыжую девочку и невольно думал: не привиделось ему диво с перепончатыми крыльями?
Вдруг он застыл на месте: откуда-то из леса донесся далекий, пронзительный, жуткий вой.
«Что за зверь? Не знаю такого… Снова оборотень?»
Вой отзвучал и угас вдалеке.
— Идем, воин, — буркнула Кирья. — Не то еще будет…
Дорога понемногу забирала вверх. Ширам заметил, что елки начали чередоваться со старыми замшелыми березами, а затем и вовсе остались позади. Затем по обеим сторонам дороги начали появляться из темноты деревья-великаны с корявыми сучьями. Каждый исполин стоял по отдельности, угрожающе растопырив скрюченные пальцы, будто не подпуская собратьев.
— Священная дубрава, — шепотом сказала девочка-ингри. — Мы уже близко.
Ширам запнулся. На миг ему показалось, что он стоял в толпе врагов, не зная, с какой стороны ждать удара.
— А вот дуб-дедушка, — почтительно произнесла Кирья. — Поприветствуй его…
Маханвир повернулся туда, куда показывала спутница, и вновь застыл на месте, нашаривая мечи. Огромный дуб нависал над холмом по правую руку от дороги. С каждой его ветви свешивалась змеиная шкура. Под деревом сидел слепой мудрец, играя на гуслях, и змеиные шкуры танцевали, раскачиваясь в лад его наигрышам…
Кирья поглядела на накха и резко хлопнула в ладоши.
Видение развеялось, будто его унес ветер. Змеиные шкуры оказались длинными выцветшими косами, сплетенными из полосок ткани. Никакого мудреца под дубом тоже не было — лишь чьи-то кости белели в прошлогодней листве.
Ширам оглядел поляну вокруг старого дуба:
— Я вижу следы становища…
— Здесь прежде жил Зарни с ближними слугами, — объяснила Кирья. — Да теперь они от него все сбежали.
— Где же сам Зарни?
Ответом накху был вой — тот же самый, нечеловеческий, полный бешенства, страха и боли. Теперь он звучал много ближе.