Эцио замешкался – разве начинающий художник достоин такого уважительного отношения?
Когда они шли домой, Леонардо доброжелательно разговаривал с ними, и Эцио заметил, что его неприязнь сменяется симпатией к этому человеку. Но было в нем что-то, что инстинктивно тревожило, настолько, что он отдал бы палец на отсечение. Его невозмутимость? Странная отчужденность от всего окружающего? Возможно, так казалось оттого, что он, подобно другим художникам, витал в облаках. Но Эцио на мгновение ощутил подсознательное уважение к этому человеку.
– Эцио, чем ты занимаешься? – спросил Леонардо.
– Он помогает отцу, – ответила за сына Мария.
– А, значит, станешь банкиром! Что ж, тогда тебе повезло родиться в подходящем городе.
– Этот город вполне подходит и для художников, – отозвался Эцио. – И для их богатых покровителей.
– Нас, художников, здесь слишком много, – проворчал Леонардо. – Сложно привлечь внимание. Вот почему я так признателен твоей матери. У нее очень проницательный взгляд!
– А ты художник, верно? – поинтересовался Эцио, вспомнив разнообразие царившее в студии.
– Это сложный вопрос, – задумался Леонардо. – Если честно, сложно выбрать что-то одно. Живопись – это прекрасно. Я умею и люблю рисовать, но иногда с трудом могу закончить какую-нибудь картину. Мне приходится заставлять себя. А еще мне кажется, что моим работам не хватает… не знаю… цели. Понимаете, о чем я?
– Леонардо, ты должен больше верить в себя, – произнесла Мария.
– Благодарю, но иногда мне хочется заниматься чем-то, что непосредственно относилось бы к жизни. Я бы хотел разобраться, как и что работает в этом мире.
– Значит, ты должен вместить в себя сто разных человек, – сказал Эцио.
– Если бы я мог! Я бы хотел попробовать себя в архитектуре, анатомии, даже в изобретениях. Просто запечатлять красоту мира не достаточно. Я хочу изменить его!
Он говорил с такой страстью, что больше впечатлил Эцио, чем вызвал раздражение – было ясно, что он не хвастается. Если что и вызывало небольшое раздражение, так это то, что идеи били из него ключом.
«Следующее, о чем он нам расскажет, – подумал Эцио, – это как он хочет заняться поэзией и музыкой».
– Не хочешь остановиться и передохнуть, Эцио? – спроси Леонардо. – Ты должно быть устал.
Эцио прикусил язык.
– Нет, спасибо. Тем более мы почти пришли.
Когда они вошли в палаццо, Эцио бережно и аккуратно поставил коробку в главном холле и ощутил, как расслабились уставшие мышцы. Он ощутил такое облегчение, какого вовсе не ожидал от себя.
– Спасибо, Эцио, – поблагодарила мать. – Думаю, дальше мы справимся без тебя, но если ты хочешь помочь нам вешать картины…
– Спасибо за предложение, мама, но, думаю, моя помощь вам не понадобится.
Леонардо протянул руку.
– Было приятно познакомиться с тобой, Эцио. Надеюсь, наши пути скоро пересекутся.
– Взаимно.
– Позови кого-нибудь из слуг помочь Леонардо, – попросила мать.
– Нет, – отозвался Леонардо. – Я сам справлюсь. Представьте только, что будет, если они уронят одну из коробок! – Опустившись на колени, он обхватил руками коробку Эцио. – Куда? – спросил он Марию.
– Сюда, – ответила она. – До свидания, Эцио. Увидимся вечером за ужином. Пойдем, Леонардо.
Эцио посмотрел, как они уходят, и подумал, что Леонардо определенно заслуживает уважения.
После обеда, примерно в полдень, примчался Джулио и сообщил, что отец дожидается Эцио в кабинете. Эцио поспешил следом за помощником отца по длинному отделанному дубом коридору, ведущему в заднюю часть поместья.
– Эцио! Входи, мой мальчик, – тон Джованни был серьезным и деловым. Он стоял позади стола, на котором лежали два больших письма, завернутые в пергамент и запечатанные.
– Говорят, что герцог Лоренцо вернется завтра или послезавтра, – сообщил Эцио.
– Уже знаю. Не будем терять времени. Я хочу, чтобы ты доставил эти пакеты моим компаньонам в городе. – Он подтолкнул письма, они прокатились по столу.
– Да, отец.
– Мне так же нужно, чтобы ты принес мне сообщение из голубятни на площади, в конце улицы. И постарайся не влипнуть в неприятности.
– Хорошо.
– Как только закончишь, немедленно возвращайся. Нам нужно еще кое-что обсудить.
– Понял.
– Выполняй. Не теряй времени.
Сперва Эцио решил сбегать за голубиной почтой. Опустились сумерки, и он знал, что на улицах не очень много людей, только на площади еще гуляли флорентийцы. Когда он уже нашел голубятню, то заметил позади клетки надпись на стене. Эцио был озадачен – он не помнил, была ли раньше здесь эта надпись. Он разглядел аккуратно написанные строчки из книги Экклезиаста: «Во многих знаниях – многие печали». А внизу кто-то неровно приписал: «Где же пророк?»