Очень хотелось спать, но я знал, что не должен поддаваться этому искушению, если хочу выбраться из лагеря живым. Я даже не догадывался, что имели в виду Росфельд и тамплиер, когда говорили, что меня нужно отправить вниз. Но что бы это ни означало, я был уверен в том, что это приведет к моей смерти.
В полутрансе я поднял руку и остановил врача, который уже собирался уходить.
— Задержитесь ненадолго, — пробормотал я. — Мне нужно с кем-то поговорить.
— Вам необходим сон, — мягко возразил врач, убирая мою руку со своего рукава. — Вам нужно поспать по меньшей мере тридцать шесть часов. — Обеспокоенно посмотрев на меня, он покачал головой. — Вы знаете, что были на волосок от смерти?
— Мне нужно… с кем-то поговорить, — настаивал я, хотя у меня едва хватало сил на то, чтобы не закрывать глаза. — Пожалуйста. Это… очень важно. Пришлите сюда человека, который… всем здесь заправляет.
— Это невозможно.
— Но так должно быть! — Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я сумел подняться и опереться на локоть. — Скажите ему, что меня послал брат Балестрано.
Уставившись на меня, врач открыл рот, словно собирался что-то сказать, и побледнел.
— Какое… имя вы назвали? — запнувшись, переспросил он.
— Балестрано, — повторил я. — Не валяйте дурака. Вы прекрасно знаете, кого я имею в виду. Это глава вашего ордена.
Помедлив, врач молча повернулся и вышел из камеры.
Я в изнеможении откинулся на лежанке. Попытка, конечно же, была отчаянной, но, казалось, возымела свое действие. Имя главы ордена тамплиеров было одной из наиболее заветных тайн братства. Вряд ли кто-то из них решился бы проигнорировать человека, который это имя знал.
Вскоре дверь в мою камеру открылась во второй раз, и вошел человек, которого я раньше видел во дворе. Выражение его лица было изумленным и в то же время обеспокоенным. Подождав, пока охранник закроет за ним дверь, он подошел к моей лежанке и, примостившись с краю, заглянул мне в глаза.
— Давайте поговорим без обиняков, — предложил он.
Едва ли он мог сказать что-нибудь другое, что повергло бы меня в еще большее замешательство, ибо, кроме имени Балестрано, я почти ничего не знал о тамплиерах. Во всяком случае, я не знал ничего такого, что могло бы мне помочь. Но сейчас у меня появилось явственное ощущение того, что мои слова станут вопросом жизни или смерти. Моей жизни. Или моей смерти.
К счастью, мой собеседник избавил меня от этих мучений.
— Балестрано, — пробормотал он. — Откуда вам известно это имя, Крейвен?
— Мне известно не только имя, — ответил я. — Я знаком с ним лично.
— Вот как? — переспросил тамплиер.
Его вкрадчивый тон должен был бы насторожить меня, но я слишком устал, чтобы обращать внимание на подобные тонкости.
— Я… я на вашей стороне, — запнувшись, продолжил я. — Поверьте мне. Мы с вами боремся против одних и тех же врагов. Я не знаю, почему Тергард прислал меня сюда, но он совершает ужасную ошибку. Мы с Балестрано друзья. Я спас ему жизнь. И он передо мной в долгу. А вы…
— Против одних и тех же врагов? — Вкрадчивость в голосе тамплиера усилилась. — О ком вы говорите, Крейвен?
— О ДРЕВНИХ, — немного опешив, сказал я. — Возможно, вы называете их по-другому. Я говорю о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ. Ктулху и всех остальных.
— Мы действительно называем этих существ иначе, — подтвердил тамплиер. — Но я понимаю, о ком вы говорите, мистер Крейвен. — Внезапно его улыбка стала холодной как лед. — Но кто сказал вам, — тихо продолжил он, — что мы боремся против них?
Я смотрел на него и постепенно начинал осознавать, что совершил ошибку.
Ужасную ошибку.
Смерив меня спокойным взглядом, тамплиер встал и хлопнул в ладоши. Дверь открылась, и те двое, что привели меня сюда, вошли в камеру.
Человек в одежде тамплиеров указал на меня.
— Приготовьте все. Он должен отправиться вниз. Сегодня ночью.
Ночь была такой тихой, что Шеннону казалось, будто он слышит собственное сердцебиение. Из джунглей доносились звуки леса: шуршание ветра в кронах деревьев, потрескивание веток, крики ночных хищников и их добычи. Время от времени ветер шевелил кроны огромных старых деревьев, и тогда до хижины доносилось их потрескивание.
Но все это казалось звуками какой-то иной реальности. Здесь царила чернота, настолько плотно окутавшая лагерь, что даже привычные звуки ночи и джунглей почтительно стихали, чувствуя присутствие гиганта из лавы и застывшей бесконечности.
Запрокинув голову, Шеннон посмотрел на вершину Кракатау. Хотя небо заволокли тяжелые дождевые облака и ночь была почти непроглядной, он все же сумел различить горизонтальный край вулкана, проведенную огнем линию, над которой, казалось, горело небо. В зависимости от того, в какую сторону дул ветер, время от времени можно было почувствовать жар уснувшего, но все же действующего вулкана, огня, скрытого внутри горы. Этот жар казался прикосновением теплой невидимой руки.