Но один. Не больше. На два таких ритма Лео не отставал от них никогда…
Раф зарычал, понимая, что за этим осознанием упускает уже третий удар, а обратно бежать еще… Сколько?
====== Часть 2 ======
«И чего все мне языком трепали, что тут опасно, страшно и со всех сторон враги?»
Раф осмотрелся по сторонам, высунув нос из канализационного люка.
Большое-большое небо над головой, фонари на улице и сотни ярких витрин, как в кино. Люди, что вечно куда-то спешат и дальше своего носа ничегошеньки не видят. Роющиеся в мусорном баке коты…
Даже красиво, а самое главное — никто его тут не будет тыкать и указывать, как ему жить и что делать.
— Пойдем, Раф, нам надо найти себе новый дом, — подбодрил он сам себя, опасливо высовывая голову и плечи. — Учитель всегда говорил, что это непросто — отыскать безопасное логово.
Он выбрался наружу, с грохотом уронил люк на место и потопал по пустому заваленному мусором переулку куда глаза глядят.
Было уже очень поздно, и ветер, гонявший обрывки газет, заставил поежиться, зябко обхватив себя за плечи.
«Домой все равно не пойду! — Раф упрямо шмыгнул носом и сердито сверкнул глазами. — Я им докажу, что мной помыкать не стоит! Докажу, что могу все сам и без всех. И без подарков все себе найду и сделаю!»
Он опасливо заглянул в черный провал старого подъезда, чьи двери давным-давно были сорваны с петель, и чутко прислушался.
Тишина.
Раф осторожно вошел внутрь и стал взбираться по лестнице, ощупывая обшарпанные перила и тщательно изучая босыми ступнями пыльные грязные ступени.
Первый этаж заброшенного дома встретил его неприглядной квартирой с провалившимся полом, выбитыми окнами и старой рухлядью, наваленной в углах.
Спрятавшись за косяком входной двери, Раф долго вслушивался в квартиру, а потом все же решился забраться внутрь.
«Не хуже, чем у нас, если уж так подумать. И вовсе не сложно найти новый дом».
Он с тоской оглядел висевшие клочьями обои и паутину на потолке, где болтался остов когда-то хрустальной люстры с ощерившимися осколками патронами для ламп.
По углам комнаты валялось заплесневелое тряпье и обколотые эмалированные миски, у окна стоял старый диван с отвалившимся подлокотником и торчавшими наружу пружинами, рядом с ним — стол.
«Я сейчас тут устроюсь, а потом все решу, — Раф сел в угол дивана и поджал ноги, обхватывая их руками. — Тут вполне уютно… вот еще бы окна не было».
Он стащил со спины наволочку со своими сокровищами и сунул ее под голову, скулобившись и пытаясь спрятать озябшие ноги одну под другую.
Острый угол кузова его машинки тыкался в щеку, мешая уснуть. А еще очень хотелось есть и под одеяло, чтобы так не донимал сквозняк.
«Надо было плед захватить с собой или хотя бы простыню».
Пролежав так минут двадцать, Раф сел и вытер нос кулаком, зло смазав им по щеке.
«Вот еще пореви давай, — прикрикнул он сам на себя. — Чтоб уж точно всему миру показать, что ты без родных ничегошеньки не стоишь. Не успел из дома уйти, как уже носом хлюпаешь. Ага-ага! Вон уже и глаза на мокром месте! Слабак!»
Разозлившись на себя больше, чем до этого на старшего брата, Раф сбросил на пол свою торбочку и соскочил следом, пнув ее ногой.
«Ничего мне ни от кого не надо! Я сам все могу…»
Мысли оборвались, растаяв как по волшебству, потому что в подъезде раздались голоса и звуки шагов.
Удар… вскрывая сердечный клапан, адреналин врывается в мышечные стенки. Они раздуваются, как упившийся кровью комар, замирают на долю секунды и сжимаются опять, бросая в тело новую порцию сил.
И в этот один ритм Раф впихивает сразу три шага-броска, чуть ли не кувырком летя обратно по крыше.
Удар.
Он раньше не думал, что это так много — его личный секундомер, придуманный давным-давно.
Уже четыре, и это пятый. А Лео все нет и нет.
Внутри горячо от пыльного воздуха и распирающей легкие паники.
Удар.
Сай входит в человека мимоходом, как будто в неживую мишень, и Раф пинком отбрасывает тело, чтобы не мешало бежать дальше, чтобы не вырвало из нитки времени лишний, непозволительный кусочек ритма.
Чужая жизнь уходит в прошлый удар сердца, а в новый врывается ужас.
Лео все нет и нет…
— Удачный денек был, скажу я тебе, Бен, — грубый хриплый голос застал Рафа уже под диваном, куда он успел забиться, прижав к груди свою наволочку. — Такой добычи давно не было.
— Так доставай все и сыпь на стол! — хохотнул второй голос. — Давай пировать! Уже три дня, как животы пустые, а тут такой улов! Ты ловко облапошил ту дуру у супермаркета. Умеешь прикинуться несчастным, старина.
Скрип придвинутого стола, и на диван сел кто-то тяжелый.
Раф увидел ноги в обшарпанных грубых ботинках, между которыми плюхнулся мешок.
— Сейчас, — две огромные волосатые ручищи погрузились в мешок, извлекая головку сыра. — Тащи стол ближе, Бен, и рюмки — у нас еще осталась твоя сивуха.
По полу, мерзко скрипя, проехались ножки старого стола.
Раф сглотнул голодную слюну, проводив глазами сыр, и невольно принюхался.
Он не ел с самого утра — весь день потратил, дуясь на отца и ругаясь с Лео, а теперь вот желудок напомнил об этом, обиженно булькнув.
Следом за сыром появилась ветчина и большой кусок сладкого пирога.
Раф видел такой пирог однажды — отец приносил на Рождество. С малиной! Такой вкусный, что он проглотил свою долю, даже не жуя…
— Наливай, Джордж, давай отпразднуем этот вечер. Мы еще живы!
Звон стаканов и грубый смех. По столу стукнул нож, явно нарезая что-то ломтями.
Рафу казалось, что весь он превратился только в желудок и нос. И еще рот, полный пресной голодной слюны.
Сжав покрепче кулаки, он зажмурился, стараясь дышать ровно, и попробовал притвориться, что совсем не хочет есть.
Он видел, как Лео такое делал — совсем-совсем равнодушно отворачивался от нарезанной ломтиками хурмы, оставляя на столе братьям. И Раф вот верил, что старшему совсем ее не хочется, пока однажды не застал его ревущим и не понял, в чем дело.
Лео умел притворяться совсем по-настоящему. Значит, сейчас сумеет и Раф, потому что он ничем не хуже и даже лучше брата.
Желудок снова заурчал, и ему пришлось прижать ладони к животу, чтобы приглушить звук.
Но люди на диване продолжали беззаботно трепаться и пить, чувствуя себя в полной безопасности.
— Черт, кусок ветчины свалился, — длинный нож ткнулся в пол, словно что-то нащупывая. — Вот же ж! Где он?
— Оставь, — второй голос, уже порядком хмельной, теперь казался Рафу не таким уж и страшным. — Крысы подожрут ночью.
«Хрен вашим крысам достанется, — Раф зажмурился, стараясь дышать тихо и ровно, но запах лежавшего прямо у носа куска ветчины стал просто невыносимым. — Я больше них есть хочу!»