— Я не мешал и ничего не портил! Я и так был паинькой и плюшевым мишкой. И вообще…
— И вообще, — Донни сложил ладони в форме сердечка и несильно толкнул ими Рафа в пластрон. — Займись делом, Раф, хватит уже. Думаешь, я не знаю?
Рафаэль отпихнул его в сторону, сердито соскочив со стола, вышел и грохнул дверью.
Донни проводил его насмешливым взглядом, сел в кресло и откинул голову на высокую спинку, прикрыв глаза.
Он знал, чем могло все закончиться, потому что столкнулся в своей жизни с проблемами такого характера. И он понимал, что Лео, в отличие от него самого, не повезло бы, как, впрочем, не повезло и теперь.
— Милый, — Эйприл лежит, уютно устроив голову на плече Дона, и улыбается темноте. — А давай бросим все и уедем далеко-далеко только вдвоем. Будем жить на необитаемом острове, ловить бабочек, купаться в море…
Донни тоже улыбается в темноту, смакуя эту мысль, но потом хмурится и садится.
— А как же парни?
— Ты же не будешь вечно с ними в канализации? — Эйприл тоже садится и обнимает его со спины. — У тебя же есть и своя семья теперь. Есть ты и есть я. Семья — это двое, Донни.
— У меня одна семья, Эйприл, — Дон упирается локтями в колени и опускает голову.
Если сейчас она встанет и уйдет, и больше никогда не придет к нему — удивляться причин не будет, но братьев же он бросить не может.
Эйприл долго молчит, дыша ему в плечо, потом отстраняется и качает головой.
— А как же я, Ди? — тихо спрашивает она. — Зачем ты тогда говорил, что мы будем вместе навсегда? Ты не любишь меня?
— Ты — ее часть, — Донни поворачивается и смотрит Эйприл в глаза. — И я люблю тебя, как никого другого. Но родных я никогда не оставлю.
Она встает и начинает одеваться, молча и быстро, чтобы выйти и тихо прикрыть за собой дверь.
Донни открыл глаза.
Эйприл ушла от него тогда на две недели. Не звонила и не писала.
Сейчас он признавался сам себе, что даже жалел тогда о сказанном и думал, что стоило промолчать.
А еще думал — смог бы он оставить братьев и уйти жить только с ней?
Дернув уголком губ, Донни нахмурился: глядя честно себе в глаза — тогда думал, что смог бы.
Сидя на диване и хлюпая носом Лео в плечо, думал, что смог бы и без них, только бы Эйприл его не оставила.
Донни вытирает глаза тыльной стороной ладони и благодарно придерживает на плечах плед, который мимоходом набросил на него Раф, судорожно всхлипывает и тыкается пылающим лбом в шею Лео.
— Мне так плохо без нее, бро, — бормочет он. — Словно мир краски утратил. Словно вымерзло все вокруг.
Майки сует ему в руки большую чашку горячего чая и сочувственно кивает, подливая шоколадный сироп.
— Я понимаю тебя, — бормочет он. — Мне вот тоже без пиццы, знаешь, как плохо бывает.
Донни обнимает чашку пальцами и даже находит в себе силы улыбнуться.
— Ни черта ты, Майки, не понимаешь, — возражает он. — Ну как можно сравнивать девушку и пиццу.
— Я их не сравниваю, — Майки дергает бровью и смотрит на него, как на бестолкового. — Эйприл не похожа на пиццу, и корочки зарумяненной у нее нет. Я говорю, что понимаю, как плохо без того, что любишь… ну, или без кого в твоем случае. Тут только Раф тебя не понимает, потому что никогда не любил так, как мы.
Раф, сидящий ко всем спиной и играющий в морской бой в своем телефоне, оборачивается.
— Куда уж мне-то? — язвит он. — Прямо общество избранных-несчастно-влюбленных. Не ной, Донни, вернется твоя красотка — она тебя любит, я-то вижу.
Донни улыбнулся воспоминаниям и взял с пола планшет.
Именно тогда, сидя с ними, с чаем, в пледе и беззастенчиво вытирая слезы об руки старшего брата, он понял, что нет — не оставит их никогда.
Потому что девушка — вот была и ушла от него, прямо из постели и из иллюзий о «долго и счастливо», а парни — всегда рядом и готовы его поддержать, что бы ни случилось у него в жизни.
Ну и, надо сказать, с девушкой все же ему повезло очень.
И Раф, как ни странно тогда казалось, все же оказался прав.
— Донни? — в лабораторию неслышно проскальзывает Эйприл и останавливается у стены. — Прости, ладно? Я поняла.
Дон вскидывает голову и внимательно смотрит на нее, опасаясь, что у него глюки.
— Эйприл?
— Донни, — она подходит и порывисто обнимает его, почти повисая на шее. — Я никогда больше… я люблю тебя, я все-все приму… не могу… без тебя не могу…
Обняв ее дрожащими руками, такими же, как она сама, Донни что есть силы прижимает Эйприл к себе и вдыхает аромат ее рыжих солнечных волос. А что сказать — не знает, просто держит ее крепко-крепко и не верит, что она вдруг пришла.
— Я…
— Я люблю твоих братьев, правда, — Эйприл шумно дышит ему в шею, коротко целует, плачет и смеется одновременно. — Я больше никогда… ты же дашь мне стать частью… частью вашей семьи? Дашь, Ди?
— Нашей, — поправляет Донни и улыбается ей в висок. — Нашей, Эйприл.
И она смогла ей стать.
Донни, ни секунды не размышляя, позвонил ей из того проклятого самим небом переулка, когда нашел Рафа и Лео. Он знал, что она поможет, что ее не обрадует горе и возможная смерть его старшего брата.
Эйприл действительно любила их, как родных.
Она смогла.
А вот Караи держалась обособленно, хотя, приходя, с удовольствием принимала участие в беседах и общих вечерах.
Но она как бы предъявляла права на Лео — давала понять, что это больше ее парень, чем их брат.
Это бесило Рафа и это заставляло Донни горько вздыхать, обнимая Эйприл у себя на коленях.
Он хорошо понимал, какой именно выбор ждет однажды его старшего брата.
И как его тяжело будет сделать, потому что Караи не придет и не скажет «прости меня» и «дай мне стать частью вашей семьи».
Она скажет «я — или они».
Дон понимал это, наблюдая за Караи, а потом понял еще больше, заметив вечное раздражение Рафа, который старался избегать таких посиделок и вечно грубил Лео при его девушке.
— Что на этот раз она сделала не так? — Донни облокачивается на дверной косяк и с интересом наблюдает за Рафом, который сердито кромсает на столе колбасу.
— А че она?.. — Раф зло отпихивает от себя недорезанный батон и оборачивается. — Что это за юбка, а? Это ж срам! Можно просто с голой жопой сразу приходить, че стесняться-то уже?! Лео оценит, что снимать ничего не надо, а сразу готово к эксплуатации, так сказать!
— Раф, — Донни входит на кухню и забирает у него нож. — Ну, а тебе-то что за печаль до ее юбки, а? Пусть хоть в трусах ходит, если Лео не возражает. Это — его девушка.
— Да хоть без них! — взвивается Раф, сжимая кулаки. — Хоть вообще пусть голая шастает! Это она специально, чтобы… ну, чтоб семью нашу опозорить, так на улицу вырядилась!
Донни хмыкает — Раф горазд сочинять доводы на ходу.
Что же он ими прикрывает?
— Да я не думаю, что репутация нашей семьи так важна кому-то там на поверхности. Там и не знают про нас вообще.
— А нам? — Раф даже стукает себя кулаком в пластрон. — А нам типа срать, в чем расхаживает баба нашего дражайшего лидера?!
Дон перехватывает Рафову руку и долго смотрит на внешнюю сторону предплечья, потом поднимает глаза.
— Раф, что это?
— Отъебись, а? — тот резко отворачивается и хватает нож, начиная снова кромсать ни в чем не повинный батон. — Ща закусон принесу к шампусику этой сладкой парочке, чтоб не окосели от счастья. Че хоть отмечают? 38 дней, как встречаются? Или 167 часов и 15 минут?
Донни долго-долго смотрит Рафу в затылок, прежде чем ответить.
— Лео сделал предложение Караи. Они как бы теперь помолвлены.
Нож с грохотом врезается в стену вместе с доской и «закусоном».
— Я пройдусь, бро, — Раф упирается кулаками в стол. — Мне Кейси звонил, я пивка с ним пойду дерну. Не такой повод, чтоб дома торчать — помолвка эта сраная.
— Раф? — Донни рискует подойти чуть ближе.
Брата нездорово трясет.