Донни качнул головой, вымученно улыбнувшись.
Что с Майки возьмешь? Хотел, действительно же хотел как лучше сделать, не понимая всей ситуации полностью. Как всегда, воспринимая все с детской непосредственностью, не подумал, чем может обернуться его порыв.
«Счастье не своруешь… Но и показать заботу одними криками и хвастовством невозможно… Мы все ошиблись».
Мастер часто повторял им, что свою цель, свою мечту, нельзя украсть или выклянчить — только добиться, только завоевать своим трудом…
Наивно…
Как они могли завоевать для Лео его мечту? И с кем надо было сражаться за нее?
— Мы сделали это для Лео, — Донни вздохнул, наблюдая, как Майки устраивается около него на полу и несмело кладет голову на колено. — Тоже думали показать, что он нам очень нужен.
— А Лео бы вас не похвалил, — Майки вытер нос ладонью. — Я думал, вы их заслужили, лекарства эти, или сами сделали…
Донни вздохнул и перебрал в руках сломанные наушники, валявшиеся на кровати.
— Значит, мы с твоей точки зрения неправильно сделали, да? А ты — лучше?
— Я тоже — плохо, — Майки повозил ногой по пыльному ковру. — Но я не крал…
— Ты украл у Лео возможность встать этим путем, — Донни повернулся и внимательно посмотрел на брата сверху вниз. — Если бы ты подумал хоть немного, то не стал бы так торопить события.
Глаза Майки моментально снова оказались на мокром месте.
Он моргнул и втянул голову в плечи.
— Плакать тут уже поздно, братишка, — Донни устало погладил его по голове. — Но кое в чем ты прав. Мастер много раз говорил нам, что нельзя отступать. Счастье не купишь, не украдешь и не выпросишь.
— А давай… — Майки всхлипнул, прижимаясь к нему всем телом и тыкаясь носом в бедро. — А давай заслужим его для Лео вместе, а? Я все-все сделаю, обещаю. Это же не конец, правда?
Донни усмехнулся, внимательно рассматривая наклеенные на стену газетные вырезки и картинки из комиксов с супер-героями.
«Ох, вот оно как… не высока ли цена за шанс, Донни?»
«В самый раз, я думаю».
— Лео – воин. Для него нельзя заслужить счастье, только завоевать. И начинать надо с себя. Да, братишка, сделать все-все придется каждому из нас, потому что это действительно не конец.
Раф вышел и закрыл за собой дверь, упершись в нее карапаксом.
— Я же ясно сказал, кажется? — как можно грубее спросил он, складывая руки на груди, чтобы не вмазать Караи сразу. — На готовенькое прискакала, да?
— Рафаэль, — та чуть дернула плечом. — Я хотела увидеть Лео, поэтому и пришла. Тебе не понять мои чувства, но я очень любила его, и мне не просто далось решение разорвать помолвку, как бы ты ни думал об этом. Если бы я знала, что надежда есть в тот момент…
— А чего изменилось бы? — Раф оскалился. — Ты готова любить его, только если есть гарантии, что все будет, как было, да? А если не будет, если Лео… то хвост поджала и драпать, да? Это не любовь, знаешь ли…
— Ой, кто учить меня взялся, — Караи едко скривилась, точь-в-точь как сам Раф, став до невероятного на него похожей в этот момент. — Ты-то что об этом знаешь? Донателло хоть с девушкой живет, так что от него еще можно такое послушать, Майки ваш тоже вон на девчонок заглядывается. А ты? Тебе плевать на все и на всех, кроме твоих саев и тупого геройства…
Раф сам не понял, как впечатал ее в стену, перехватив за шею.
В нем словно взорвалось все и за один миг, обрушившись красной яростью и скопившейся за годы ревнивой болью, так что не удержали внутренние барьеры.
Его все вечно упрекали в том, что он никого не любит, шутили, поддевали, мимоходом спрашивали, не решил ли он жениться на боксерской груше.
От братьев еще терпел это, просто потому что они… братья они, в общем… но Караи…
Пока она была с Лео, и он был с ней счастлив, Раф молчал и скрипел зубами, ненавидел ее, бесился, но молчал, мать ее, потому что ему казалось, что она любит Лео!
А вот теперь, когда она показала свое истинное, с его точки зрения, лицо, сдерживаться сил не осталось.
— Если бы не ты… — зашипел он на пределе слышимого. — Да он из кожи вон лез, чтобы встать ради тебя! Старалс-ся! Все бы смог. Но тебе, видишь ли, стало утомительно с ним сидеть и ждать, и ты свалила, оставив нам разгребать последствия! А теперь вдруг захотела увидеть, потому что идиот-Майки тебе сказал про лекарство! Ты не его любишь, Караи, ты себя любишь рядом с ним, в лучах его славы и его силы…
Она попробовала перехватить Рафову руку и оторвать от своей шеи или вывернуться, но хлесткая пощечина заставила зазвенеть все вокруг, а голову дернуться в сторону.
— Проваливай! И не приближайся к нему больше. Потому что если ты еще хоть раз явишься или пискнешь свое «не воин» — я убью тебя.
Раф с трудом разомкнул пальцы и отступил на шаг, пытаясь успокоить бешеную дрожь в теле, порожденную выбросом адреналина.
Караи секунду смотрела ему в глаза, вникая в произошедшее, потом коснулась пылающей скулы.
Ее захлестнула обида за себя, за эти брошенные в лицо такие несправедливые слова того, кто ничего-ничего не знал о любви и брался судить ее. Того, кто не понимал, каково ей будет всю жизнь просидеть у кровати больного инвалида, похоронив свою жизнь, которая вот сейчас снова разлетелась осколками, едва забрезжив.
Она же поверила, когда Майки сказал! Боги свидетели, она верила, что все вернется и будет лучше, чем было!
Вспыхнувшая было надежда, разлетевшаяся вдребезги, когда она увидела его опять в кровати с неподвижным взглядом, прикованным к стене.
— Воин бы встал вопреки всему и не сдался, — Караи потерла шею. — Или предпочел смерть героя, если конец всему.
— А он и предпочел, сука! — Раф сжал кулаки. — Тебе ли этого не знать?!
Караи отступила на шаг, всматриваясь в пылающее лицо этой бешеной дурной черепахи, освещенное чем-то совершенно ей незнакомым.
«Ох, вот как, значит…»
И ей стало так больно, как не было никогда до этого, потому что она не знала, что такое ревность до этого мига и даже не подозревала, что на ее Лео есть претенденты!
И ей захотелось от души поделиться своей болью с Рафом, утопить его в ней, заставить захлебнуться и доказать, что Лео, тот Лео, которого она всегда знала, принадлежит только ей.
— Предпочел? — лицо Караи исказилось. — Тогда странно видеть его живым в кровати. Лео бы не пожалел себя и не стал обузой, пойми он, что шансов нет.
— Воин умеет не только мечом махать, он умеет терпеть, защищать и беречь, — Рафа трясло от боевого бешенства, но по какой-то причине он не нападал на Караи, как ей того хотелось сейчас, чтобы выпустить пар. — Он не себя пожалел, дура несчастная. И это не конец!
====== Мы не торгуемся ======
Донни сидел, откинув голову Эйприл на колени, и внимательно смотрел в потолок.
В этой комнате — в их комнате — все было родным и знакомым. Настолько, что жалко было это бросать до невозможного.
Торшер у большой кровати, которую отчаянно краснеющим ему и Эйприл торжественно при всей семье подарил глумливый злюка Раф. Стеллаж с книгами и рисунками Майки — по одному на каждый день рождения. Компьютерный стол. Кресло с цветастыми подушками и большим клетчатым пледом. Только от Лео тут нет ничего.
Он ничего не подарил Донни, когда тот решил переделать свою комнату для двоих и привести Эйприл сюда навсегда.
Лео только улыбнулся своей потрясающей улыбкой, обнял крепко и прошептал: «ну, я же говорил тебе».
— Что тебя тревожит? — Эйприл нежно помассировала ему виски и заглянула в глаза. — Ты о Лео беспокоишься? Как он?
— Раф сказал — в норме.
— А ты что сам думаешь?
Донни вздохнул и погладил ее по щеке.
Что он мог думать после того, как Лео наконец дал себя осмотреть.
— Это конец, Раф! — Донни в ужасе мечется по лаборатории, наглухо заперев дверь, чтобы никто больше его не услышал. В себе держать — сил нет никаких, а сказать всем — страшно до помутнения рассудка. А Раф все равно не отстанет. — Все! Вот теперь все совсем! Если до этого были хоть какие-то шансы, мизерные.