Восстановить дыхание оказалось очень сложной задачей, но Раф справился и с этим. Ровно-ровно вдохнул, как будто скучая и ожидая чего-то, выдохнул так же медленно, вслушиваясь в тяжелое шарканье костылей и скрип открывшейся двери.
«Лео, прости! Ну, никак же иначе-то. Ты ж поймешь меня, я точно знаю…»
Раф приоткрывает глаза, с трудом переводя дыхание сквозь зубы.
Видимо, данное Донни обезболивающее заканчивает свое прекрасное действие, оставляя Рафа во власти боли, которая уже повсюду.
Вокруг и в нем.
Он уже знает, что до новой дозы блаженного покоя тела час или около того. И этот час придется ждать и скрипеть зубами.
Дон говорит, что постоянно принимать таблетки нельзя — Раф привыкнет, и тогда они перестанут действовать совсем.
Тогда останется только боль.
«А оно, может, и неплохо было бы…»
Вот в такие минуты на Рафа накатывает — хочется исчезнуть из себя самого, только чтобы не чувствовать и не ощущать тело. Чтобы боль прошла — пропади она пропадом!
Стиснув зубы, приходиться повторять себе, как мантру:
«Нет-нет-нет! Не хочу я никуда исчезать! Не для того столько обратно тащился же».
Сжав в кулаке тонкую простынь, которой был укрыт, он жмурится и старается дышать ровно.
Все вокруг с того мига, как он еле-еле смог открыть дома глаза и увидеть стены родной лаборатории своего гениального брата, счастливые лица родных, улыбающуюся Эйприл, все вокруг окрасилось для него в черный цвет. Потому что он хотел увидеть старшего брата и убедиться, что все стало хорошо.
Шарк-шарк-шарк.
Раф прокусил губу и слизнул красную капельку.
Дверь закрылась.
«Донни, золото мое гениальное! Дон, сука, дай мне таблеток от боли в душе! Я тебе все прощу, даже то, что ты не делал, раз ты этого хочешь, только дай сейчас вот такую штуку, чтобы отпустило нутро!»
— Раф! Бро! Как же?.. Прости меня! Прости! Я ж… ты знаешь, я бы никогда… ты сам сказал мне…
Донни упирается лбом ему в пластрон и всхлипывает.
Раф едва находит в себе силы погладить брата по руке.
Торчащие в стороны нитки щекочут ему кожу, когда Донни трется лбом и щекой об его плечо.
— Глаз-то цел? — хрипит Раф. — Ты осел, Ди, что так долго выбирался. На кой башкой-то стекло таранил, а? Сумку на плечо повесить не? Не додумался?
— Прости, — Донни поднимает на него взгляд, старается заглянуть в глаза, но Раф упорно смотрит в потолок и едва ощутимо пожимает плечами.
За что прощать, он решительно не понимает — Дон сделал все, как договаривались. Все-все и даже чуть больше.
Он смог. Вечно сомневающийся в себе тупой слабак! Смог!
Он выволок из самого сердца Шредеровой Цитадели то, что было им жизненно необходимо. А Рафу даже больше, чем жизненно.
— Простишь? Я не струсил, — бормочет Дон, не поднимая головы с его плеча. — Я бы никогда не бросил тебя, не ушел бы…
— Не реви, — Раф морщит нос и начинает с усмешкой декламировать: — «Не сыпь мне соль на рану, Не говори навзры-ыд».
Донни улыбается сквозь слезы и кивает.
Зашитая половина его лица кривится в какой-то недоброй потусторонней гримасе, но Рафу это не важно.
Он улыбается брату в ответ и показывает класс.
— Как Лео?
Улыбка Донни сразу же меркнет.
— Без перемен.
«Вампирам осиновый кол, говорят, в сердце вколачивают, чтоб подохли. Это не оно, интересно?»
Раф подтащил ладони к голове и сжал виски, стараясь отгородить свой слух от еще слышимых за дверью ударов костылей в пол. Эти звуки показались ему так похожими на то, как кол мог бы вколачиваться в грудь, разрывая ее и душу надвое.
Раф вздыхает и осторожно начинает возиться, пытаясь повернуться. Дон категорически запрещает ему ложиться на бок или на живот, заявляя, что так он потревожит сколоченные скобами пластины своего многострадального пластрона и зашитые раны на бедре.
А Раф и рад бы не спорить, но на спине лежать во много раз больнее.
«А мы потихонечку сейчас, — мысленно начинает оправдываться он. — Вот чуть и чуть, и переляжем, и немного несчастный мой карапакс отдохнет. Он, бедный, скоро плоским станет, как тарелка, от лежания на нем. И потом, на боку, если свернуться, не так все болит…»
— Раф, тебе помочь, наверное, да?
Раф замирает на месте, так и не докрутившись до конца, и распахивает зажмуренные было глаза.
Даже боль как-то откатывает в сторону от этого голоса.
Около стола в кресле сидит Лео, с тревогой глядящий на него и уже протянувший руку.
— Ле-ео? — Раф невольно давится первым слогом, хватанув слишком много воздуха, кашляет и морщится, тыкаясь лбом в стол. — Ты… как тут… очу… очутился?
Осторожная и до дури родная ладонь суется ему под щеку, а вторая, кажется, гладит по плечу — Раф не уверен в этом, потому как плечо все замотано бинтами, да и правая рука у Лео тоже вся в этих надоедливых тряпках.
— Донни устал очень, — Лео грустно улыбается. — Да и Эйприл чуть с ума не сошла, когда сэнсэй сказал, что надо идти вас искать. Она же, бедная, проспала сутки от снотворного, которое Дон ей подмешал, а потом…
Лео качает головой и осторожно поправляет простынь, укрывая Рафа.
— А потом, когда они вас нашли… Я не знаю, мне Майки рассказывал. Я только сегодня утром проснулся.
Раф не выдерживает и ухмыляется, отгоняя поганую тянущую боль.
Голос Лео и его присутствие странно отвлекают от этого кошмарного ожидания вожделенной таблетки.
— А чего тут забыл?
— Донни спит, — Лео пожимает плечами. — И я подумал, что кто-то же должен с тобой тут посидеть, вдруг что-то понадобится. Ну и предложил ему, а теперь вот понимаю, что толку от меня все равно никакого нет совсем.
Раф прикрывает глаза, вдумываясь в свое нутро, как обычно пытался раньше вдуматься в алгебру, рассказанную учителем.
Ему тепло, но плечи мерзнут, кроме того пятачка под бинтами, где лежит ладонь Лео. У него болит все тело, и ему очень хорошо. Хочется, чтобы это не заканчивалось, чтобы Лео сидел тут с ним и просто держал ладонь под щекой, хотя очень хочется, чтобы скорее уже истек этот проклятый час до таблеток, или брат сбегал бы и принес лекарство. Пусть нельзя, но сил терпеть уже нету совсем.
«Дон бы сказал, что у меня все нелогично, — Раф прикрывает глаза. — Да и насрать, только бы пришел скорее».
Убедившись, что тянущее шарканье по полу затихло, Раф распахнул глаза и со всего размаху врезал кулаком в стол. Несчастное тело отозвалось пронизывающей болью, дернув каждый шов и разодрав ей грудь.
Раф всхлипнул, усиленно вытирая нос, и ударил в стол еще раз.
Физическая боль отвлекала его от горевшего пламенем нутра.
«Вот же идиот! То бежал от нее и таблеточку хотел, а теперь не хочу расставаться. Все у тебя, Рафи через зад, даже позаботился и то через него!»
Раф лежит и балдеет какое-то время, потому что ему хорошо, хотя все болит и давит каждый шов и каждый миллиметр поганого Донова стола.
— Лео, — он чуть приподнимает голову и осекается, упершись глазами в костыли, прислоненные к стене.
Брат дергает плечом, заметив этот взгляд, и отворачивается.
— Это… твои? — Раф готов заорать от радости.
Нет, не потому что костыли Лео, а потому что это значит, что Лео все же встал!
— Нет, — рука на плече дергается. — Нет, это для тебя, когда ты вставать сможешь. Майки добыл. У тебя же колено разбито…
Раф судорожно выдыхает сквозь зубы, обрывая дальнейшие слова.
На свое колено как-то становится насрать. Оно заживет, и это ерунда.
Лео не встал. Лео-не-встал.
Почему тогда Дон-поганец спит, как сурок, а не химичит что-то из того, что они достали?! Почему они все тут скакали вокруг него, Рафа, если главное не сделано?!
— Мне Майки помог, — Лео улыбается, но в этой улыбке столько горечи, что от нее впору выть, а не улыбаться в ответ. — Я попросил его.