– Сэр! – сказал капитан. Сидевший рядом помощник присоединился к его протестам, потом они обернулись к команде и объяснили, что происходит. Матросы сердито зашевелились.
– Сэр! – начал капитан снова. – Я настаиваю, чтобы вы взяли курс на Бордо.
Он двинулся было в сторону Хорнблауэра, кто-то из французов начал вытаскивать отпорный крюк – оружие достаточно опасное. Хорнблауэр вынул из-за пояса пистолет и направил на капитана. Тот, увидев дуло в четырех футах от своей груди, отпрянул назад. Хорнблауэр левой рукой вытащил второй пистолет.
– Возьмите, Мэтьюз, – сказал он.
– Есть, сэр, – послушно отвечал Мэтьюз, затем, выдержав почтительную паузу, добавил: – Прошу прощения, сэр, может быть вам стоит взвести курок?
– Да, – отвечал Хорнблауэр в отчаянии от своей забывчивости. Он со щелчком взвел курок. Угрожающий звук заставил капитана еще острее ощутить опасность: в качающейся шлюпке взведенный и заряженный пистолет смотрел ему в живот. Он в отчаянии замахал руками.
– Пожалуйста, – взмолился он, – направьте пистолет в другую сторону.
– Эй, ты, отставить, – громко закричал Мэтьюз: французский моряк пытался незаметно отдать фал.
– Стреляйте в каждого, кто покажется вам опасным, Мэтьюз, – сказал Хорнблауэр.
Он так стремился принудить их к повиновению, так отчаянно хотел сохранить свободу, что лицо его исказил звериный оскал. Никто, глядя на него, не усомнился бы в его решимости. Он не остановится ни перед чем. Третий пистолет оставался у Хорнблауэра за поясом, и французы понимали, что при попытке мятежа не меньше четверти их погибнет прежде, чем удастся одолеть англичан, и капитан знал, что погибнет первым. Выразительно размахивая руками – он не мог отвести глаз от пистолета – капитан велел своим людям прекратить сопротивление. Ропот стих, и француз стал молить.
– Пять лет я провел в английской тюрьме во время прошлой войны, – говорил он. – Давайте договоримся. Поплывем во Францию. Когда мы доберемся до берега – где вы захотите, сэр – мы высадимся, а вы сможете продолжать путь. Или высадимся все вместе, а я употреблю все мое влияние, чтобы вас и ваших людей отправили в Англию по картелю, без обмена или выкупа. Я клянусь в этом.
– Нет, – сказал Хорнблауэр.
До Англии проще добраться отсюда, чем от Бискайского побережья Франции, что же до остального, Хорнблауэр достаточно слышал о новом французском правительстве, вынесенном революцией на вершину власти, чтобы не сомневаться: они не отпустят пленных по ходатайству капитана торгового судна. А опытных моряков во Франции мало, его задача – не дать этим двенадцати вернуться.
– Нет, – сказал он снова, в ответ на очередные уговоры капитана.
– Может, двинуть ему в челюсть, сэр? – спросил Хантер.
– Нет, – снова сказал Хорнблауэр, но французский капитан видел жест и догадался о его смысле. Он смолк и угрюмо опустил голову, но тут же поднял ее при виде взведенного пистолета, по-прежнему лежавшего у Хорнблауэра на колене и нацеленного капитану в живот. Во сне палец может нажать на спуск.
– Сэр, – сказал он, – умоляю вас, уберите пистолет. Это опасно.
Взгляд Хорнблауэра был холоден и безучастен.
– Уберите, прошу вас. Я не буду мешать вам командовать шлюпкой. Я обещаю.
– Вы клянетесь?
– Да, клянусь.
– А они?
Капитан с жаркими объяснениями повернулся к своей команде. Те нехотя согласились.
– Они тоже клянутся.
– Очень хорошо.
Хорнблауэр начал убирать пистолет за пояс и едва вспомнил поставить его на предохранитель, как раз во время, чтобы не прострелить себе живот. Все погрузились в апатию. Шлюпка ритмично вздымалась и опускалась, это было куда приятнее, чем резкие толчки на плавучем якоре. Желудок Хорнблауэра постепенно успокоился. Юноша две ночи не спал. Голова его клонилась на грудь, потом он постепенно привалился к Хантеру и мирно уснул, а шлюпка, подгоняемая свежим ветром, держала прямой курс на Англию.
Проснулся он в конце дня, когда одеревеневший от усталости Мэтьюз вынужден был уступить руль Карсону. После этого они по очереди несли вахту, один со шкотом, другой у руля, в то время как двое других пытались немного отдохнуть. Хорнблауэр нес свою вахту у шкота, руль он не брал, особенно, ночью – он знал, что у него не хватит сноровки управлять шлюпкой, руководствуясь лишь ощущением ветра на щеке и руля в руках.
Только после завтрака на следующий день – уже почти полдень – они заметили парус. Первым увидел его один из французов, его возбужденный крик поднял всех остальных. Три прямых паруса возникли на горизонте с наветренной стороны и начали быстро приближаться, так что каждый раз когда шлюпка поднималась на волне, было видно все больше парусов.