– Я-то думал, вы у Дэви Джонса[7] за бортом, – сказал он и глянул наверх. – Вы успели добраться до грота-рея?
– Да, сэр.
– Замечательно. Думаю, Хорнблауэр, вам суждено быть повешенным. – Болтон обернулся к матросам. – Стоп! Клайнс, спускайся! Легче, легче, не то упустите!
Он некоторое время наблюдал за работой матросов, прежде чем снова обратился к Хорнблауэру.
– Месяца два с матросами не будет никаких хлопот. – сказал он. – С этой починкой они так уработаются, с ног будут падать. Часть придется отправить в призовую команду, я не говорю уж, сколько погибло. Не скоро им захочется чего-то новенького. Полагаю, что и вам, Хорнблауэр.
– Да, сэр, – отвечал Хорнблауэр.
Раки и лягушатники
– Идут, – сказал мичман Кеннеди.
Немузыкальное ухо Хорнблауэра уловило звуки военного оркестра. Вскоре, сияя багрянцем, золотом и белизной, из-за угла выступила голова колонны. Яркие лучи солнца играли на медных трубах; дальше плескалось на древке полковое знамя, гордо несомое знаменосцем в сопровождении караула. За знаменем ехали двое верховых офицеров, за ними длинной красной змеей извивался полубатальон, примкнутые штыки вспыхивали на солнце. Сзади бежали все плимутские ребятишки, до сих пор не наскучившие воинскими церемониями. Стоявшие на набережной моряки разглядывали солдат с любопытством, к которому примешивалась жалость и что-то вроде презрения. Постоянная муштра, тяжелое обмундирование железная дисциплина – весь солдатский быт составлял поразительный контраст с более разнообразными условиями жизни моряка. Моряки наблюдали, как смолкли звуки фанфар и один из офицеров пришпорил лошадь, чтобы переместиться в голову колонны. По его приказы солдаты повернулись к причалу, пять сотен каблуков стукнули, как один. Грузный старший сержант с блестящей лентой на груди и тростью, чья посеребренная рукоятка отливала на солнце, прошелся, равняя и без того безупречный строй. По третьему приказу все приклады уперлись в землю.
– Штыки – отомкнуть! – рявкнул верховой офицер. Это были первые слова, которые Хорнблауэр понял.
Он буквально с вытаращенными глазами наблюдал последовавшие за этим церемонии. Флигельманы вышли на три шага вперед, точно марионетки на одной веревочке, обернулись к шеренге и начали задавать ритм: отсоединить штыки, зачехлить их, вернуть ружья на место. Флигельманы вернулись в шеренгу, насколько мог видеть Хорнблауэр, секунда в секунду, но старший сержант остался недоволен. По его приказу флигельманы снова вышли вперед и вернулись в строй.
– Хотел бы я видеть, как они полезли бы на ванты в штормовую ночь, – задумчиво произнес Кеннеди. – Как вы думаете, они могут завязать ноковый бензель на грот-марселе?
– Одно слово раки! – сказал мичман Брэйсгедл. Все пять рот стояли в шеренгу, разделенные сержантами с алебардами; от алебарды до алебарды солдаты располагались точно по росту, самые высокие с флангов, самые низкие – в центре каждой роты. Ни один палец, ни одна бровь не шевелились. У каждого солдата на затылке – тугая пудренная косичка.
Верховой офицер рысью проехал вдоль шеренги, туда, где ждали флотские офицеры. Лейтенант Болтон, назначенный руководить ими, выступил вперед, держа руку под козырек.
– Мои люди готовы к погрузке, – сказал армейский офицер. – Багаж последует незамедлительно.
– Есть, майор, – сказал Болтон. Армейское обращение странно прозвучало в его устах.
– Предпочтительно, чтоб вы обращались ко мне «милорд», – сказал майор.
– Есть, сэр… милорд, – отвечал выбитый из колеи Болтон.
Его сиятельство граф Эдрингтонский, командующий 43-м пехотным полубатальоном, был крепко скроенный молодой человек чуть старше двадцати лет. Он был одет в безукоризненно подогнанный мундир, обладал великолепной выправкой и восседал на превосходном скакуне, однако для своего ответственного поста казался несколько юн. Практика покупки офицерских патентов позволяла, совсем молодым людям занимать высокие посты, и армию эта система, видимо устраивала.
– Французские вспомогательные части получили приказ явиться сюда же, – продолжал лорд Эдрингтон. – Надеюсь, вы распорядились подготовить все к их погрузке?
– Да, милорд.
– Насколько я понял, ни один из этих бродяг не говорит по-английски. У вас есть офицер, который мог бы переводить?