Но ее руку перехватили, остановив.
— Не надо! — хрипло и как-то испуганно. — Не стоит тебе этого касаться… и видеть лишний раз.
Не глядя ей в лицо, он натянул одеяло выше, укрывая себя до шеи.
— Прости. Все еще больно? — прошептала Терри, разворачиваясь боком и осторожно целуя в щеку.
— Больно? Нет, совсем не больно. Просто… это не лучшее зрелище для глаз девушки. — Он явно смутился.
— Модо, — она повернула его лицо к себе и заставила посмотреть в глаза. — Ты вчера сказал, что я твоя навсегда, да? — она улыбалась, поглаживая его скулы и подбородок.
Его взгляд стал очень серьезным, мужчина тоже повернулся на бок, чтобы смотреть прямо на нее и явно приготовился услышать что-то важное.
— Да, сказал.
— Тогда объясни мне, пожалуйста, как я должна до конца жизни смотреть на тебя, если вот тут… — внезапно она приподнялась на локте и коснулась губами уходящих под повязку шрамов. — У тебя метки, оставленные войной… И тут… — ее пальцы спустились по его щеке и погладили шею, где брали начало отметины, которые становились грубыми рубцами на плече. Вслед за пальцами застарелые следы ран проследил теплый, влажный язык, заставив мужчину судорожно втянуть в себя воздух. Терри почувствовала бедром стремительно твердеющее мужское естество и широкую мозолистую ладонь, которая несмело погладила по ягодице и осторожно поймала хвост. — И вот тут они тоже есть! — одним движением она снова обнажила его сверху и, не дав опомниться, заскользила кончиком языка по груди и плечу. Сильное тело рядом с ней замерло, казалось, мужчина даже перестал дышать. — Ну же… я не боюсь. Так и ты себя не бойся…
Чуть отстранившись и поймав его взгляд, она уверенно погладила там, где плоть становилось металлом. Он прикрыл глаза, отдаваясь ее руками и пытаясь поверить в то, что этой отважной маленькой мышке действительно не страшно.
А Терри смотрела на лицо, на котором так открыто читались все эмоции, и не могла не возвращаться мыслями к прошлой ночи. Мужчина был совершенно неожиданно неопытен, но невероятно внимателен, терпелив и нежен. Опасаясь навредить ей искусственной рукой, которой мышь так и не научился до конца доверять, он успешно компенсировал некоторую неравномерность ласк губами и языком. Внимательно вслушивался в каждый выдох, в едва уловимый стон, не жалел времени на поиск точек, прикосновение к которым заставляли сильнее втягивать воздух сквозь сжавшиеся зубы и выгибаться. Тьма укрывала их, пряча под своим покровом шрамы и смущение. Молодая женщина загоралась под незатейливыми, но искренними ласками. Он не стремился скорее снять собственное напряжение несколькими резкими, нетерпеливыми толчками: чувствуя душой ее страх, распалял податливое тело сильнее, прогоняя оцепенение. Первобытный инстинкт и чувства вели по верному пути, и впервые в жизни мышка, не выдержав ласк и всхлипнув, сама попросила о близости. Впервые не сжалась в ожидании грубого проникновения. Впервые хотела, чтоб единство тел длилось дольше, хотела сама подаваться к своему мужчине, чувствуя, как внизу живота его хриплые стоны отдаются разрядами неведомого тока…
Терри толкнула Модо на спину, скользнула сверху и нашла губы, подарившие столько нежности ночью. Мужская рука уже откровенно погладила ягодицу и передвинулась вверх на талию, а потом он, разорвав поцелуй, осторожно отстранил ее, желая в утренних лучах рассмотреть наконец столь влекущую его женщину. Заря очертила ключицы, свободно развернутые плечи и затвердевшие соски, мягкий живот, призывно раскрытые бедра. Он поймал длинные пряди, стекающие, словно лава, по ее спине и щекотящие его бедра, и черными речками разложил по плечам и груди. Одетая лишь в распущенную длинную косу она была просто восхитительна!.. Горячая кровь вскипела, устремилась к паху, острое желание полыхнуло пламенем по венам воина.
Девушка, впервые оказавшись перед его взором при ярком свете, сжалась и бессознательно прикрылась. Она особенно не любила соития при освещении и каждый раз, вынужденно обнажаясь, пыталась спрятаться в тени. Вне ее Терри острее чувствовала страх и смущение, ожидала лишь насмешек над торчащими ребрами, слишком сильно выпирающими ключицами, над неаппетитными формами и тусклой шерстью. Во тьме же был шанс скрыть позор от посторонних глаз и спрятаться от самой себя. Она по привычке приготовилась и сейчас услышать, как разочарованно вздохнет мужчина, в рассветном зареве не найдя достаточно привлекательным для себя ее тело…
— Оххх… какая же ты красивая! — Никогда прежде не рассматривали ее таким горящим, полным восхищения, взором. Подушечки сильных пальцев очень осторожно и трепетно коснулись шеи, легко пробежались по горлу, заставив судорожно втянуть в легкие воздух, медленно спустились к груди. Полный нескрываемого восторга взгляд прослеживал путь, по которому следовали руки. Воин облизнул пересохшие губы и непроизвольно вжался в нее бедрами, когда дорогу преградили смущенно скрещенные у полной груди локти. — Ты просто невероятно красивая!
Терри задохнулась в этом восхищении, в нескрываемом, горячем желании, в хриплом ласковом голосе. Партнер не принуждал — терпеливо ожидал, нежно поглаживая обнаженную кожу, без слов просил довериться. Женские руки медленно скользнули вниз, робко открывая взору трепещущее тело, и легли на часто вздымающийся мощный торс. Воин тихо застонал сквозь зубы и осторожно приласкал качнувшуюся от движения грудь, что так манила его прошлым вечером, — и Терри выгнулась, вскрикнув.
— Смотрел бы на тебя… не отрываясь… - приподнявшись, он поймал второй сосок ртом.
Мышка задохнулась, непроизвольно сжав сильное тело бедрами. Но не столько разгорающаяся страсть рождала в ней восторг, сколько искренняя чувственность, что волнами шла от ласкавшего ее мужчины. Его невероятная нежность, осторожные касания, трепетность. И в этот миг она поняла: хочет, чтоб до конца жизни этот мужчина вот таким взором опалял ее, следил за тем, как мелькает меж пальцев влажный от его ласк сосок, как втягивается живот, когда прижимается она жаждущей проникновения плотью к пульсирующему стволу. Не задумываясь, говоря лишь чувствами, Терри простонала:
— Смотри! Хочу, чтоб до конца жизни ты смотрел на меня! Лишь ты один…
И девушка, снова толкнув его на подушки, сцепила пальцы в замок и закинула руки за голову, выгибаясь и пытаясь прижаться сильнее к ласкающей ее ладони, позволяя рассмотреть всю себя при свете просыпающегося мира. Чувствуя себя желанной и любимой. Чувствуя, что горит под этими касаниями.
Что кожа жаждет контраста горячих и холодных пальцев…
Модо прикусил губу и, не сдержавшись, снова нетерпеливо толкнулся бедрами, вжимаясь ноющим членом в повлажневшую промежность. Тело, изголодавшееся в многолетней аскезе, снова требовало тех потрясающих ощущений, что подарила ему ночью его женщина. Взгляд загорелся страстным огнем, серая ладонь смелее заскользила по манящим изгибам. Железная рука, все это время лежащая вдоль тела, судорожно вцепилась в простыни, по комнате разнесся звук рвущейся ткани.
— Так не пойдет! — хрипловато от бушующего в ней желания, но очень решительно проговорила девушка. — Не лишай меня возможности чувствовать всего тебя…
Тонкие пальчики обхватили железное запястье и потянули вверх, прося довериться. Тяжело дыша и следя за ней почти черным от расширившегося зрачка глазом, Модо позволил Терри положить свою холодную кисть на часто вздымающуюся девичью грудь. Она двинулась, касаясь мгновенно затвердевшей горошиной ледяного металла, и внезапно, закусив губу, громко застонала. Подхватив ее движение, мышь уже сам очень аккуратно провел по чувствительной коже, желая снова сорвать с раскрасневшихся от поцелуев губ этот низкий, отдающийся пульсацией в паху, звук. Пораженный, он понял, что ни разу за прошедшую ночь не был вознагражден столь чувственным и полным желания стоном. Осмелев, скользнул обеими ладонями на тонкую талию и уверенно провел по бедрам. С одной стороны — горячая и покрытая мозолями, с другой — холодная и гладкая. Девушка, часто дыша, льнула к ласкающим ее рукам. Дарящие тепло и холод пальцы одновременно погладили внутреннюю сторону бедер, вырвав громкий вскрик и послав волны желания вниз живота.