— Привет, Сток! — Старый друг поднялся ему на встречу и протянул для рукопожатия все еще крепкую ладонь. Поскольку лидер больше не носил формы, сменив ее на деловой костюм, отдавать честь не требовалось. Стокер сжал его пальцы, а потом дернул к себе, заключая в крепкие объятия.
— Как я рад, что ты вернулся, сынок!
На сердце Огонька потеплело. Старик с возрастом все чаще позволял себе демонстрировать привязанность к нему.
— Я тоже, бать! — младший вернул объятия. — Как ты? — он внимательно осмотрел друга, отмечая новые морщины и седину, но в целом лидер держался молодцом, только стал пахнуть хорошим коньяком.
— Приходится много работать. Хотел недавно организовать себе квартиру, наконец переехать из комнат рядом с кабинетом, но снова этот долбанный кризис, и я тут торчу сутками, — проворчал он.
— Никакой личной жизни? — рассмеялся серый, подмигнув.
— Какая личная жизнь, парень! Хорошо, что с возрастом в принципе я хуже сплю и тех четырех-пяти часов, что удается выкраивать, мне хватает.
— Ты береги себя. Может, что-то можно передать? Ты нужен Марсу.
— Спасибо, — Стокер тепло посмотрел на него и кивнул на диван. Подойдя к бару, спросил:
— Будешь что-то?
— То же, что и ты.
Стокер налил в пузатые бокалы ароматный коньяк, протянул один визитеру и устроился напротив в своем любимом кресле:
— Как ты съездил? Я получил восторженные отзывы о твоей работе от президента Андромеды.
— Да нормально, — младший пожал плечами. — Ничего там не было сложного. Если б они не тянули пса за яйца, можно было бы все это прекратить месяца четыре назад. Я им сразу предложил, как можно все устроить, но «му», да «му». В итоге когда понял, что надо собираться домой, практически уговорил на решительные действия.
— Вы вовремя вернулись.
— Кстати, бать, я тебе сувенир привез! — Огонек полез в карман.
— Надо же! Сто лет не получал сувениры из поездок! Только все дары официальных делегаций. Ну и что там? Магнитик? — Стокер съехидничал, но тут же широко улыбнулся, тронутый вниманием одного из немногих близких, кто у него остался. Огонек вытащил из кармана небольшую коробку, открыл и осторожно начал в ней копаться:
— Вот! Ты цацки не любишь, знаю, но мне понравилась идея, и я решил воплотить ее в жизнь. Оно из плутаркийской стали, такой же твердой, как твоя воля, — серый протянул другу полированный перстень с символом марсианского байкерского братства.
— Эх, жаль, что про свой стояк я не могу уже сказать, как про волю, — Стокер расхохотался, принимая подарок. Глаза его озорно блеснули, и на мгновение он будто снова стал тем лохматым несдержанным на язык байкером, который возглавлял марсианских повстанцев. — Спасибо, бро, правда угодил! Никогда не приходило в голову, что если цацка с символом и от души, то понравится, — перстень идеально сел на правую руку и тут же согрелся на пальце, как будто его всю жизнь там носили.
— Фу, Сток! Шутки у тебя!.. Но вполне в стиле моего учителя, что говорить! Занудный лидер нашего государства так не выражается, — серый расхохотался и хотел захлопнуть коробку, но проворный стальной хвост схватил ее, утащив прямо из-под носа. — Эй! Эй! Что за?!
— Так, кому же тут еще сувениры? — Стокер ухмыльнулся, вытянул бежевый шелковый шнурок с висящими на нем колечками, поднял на уровень глаз, покрутил так и эдак, внимательно рассматривая. Металлы трех цветов сверкнули в свете ламп. Следом извлек кольцо, такое же, как висело на шнурке, но размером больше. Он посерьезнел, сдвинул брови, между которыми залегла глубокая складка, и покатал его в пальцах, вслушиваясь в тихое шуршание ходящих друг по другу идеально подогнанных ободков.
— Даже так!.. Настолько уверен в ней? — Старик с огромной теплотой, но как-то грустно посмотрела на Огонька. Тот улыбнулся краешком губ, а глаза его заискрились, будто озаренные светом души.
— Я просто надеюсь, бать. Что мне еще остается? Для меня за этот год ничего не изменилось, она во мне, в сердце, и никто не нужен больше.
— Совсем никто? — Стокер лукаво прищурился. Он знал этого бабника с ранней юности и был уверен, что сейчас тот признается, что любовь — любовью, а в женщинах он себе не отказывал.
— Совсем никто, — младший отзеркалил его взгляд и ухмыльнулся. — Ни разу за все это время…
— Ого!.. — старик растерянно покрутил в пальцах кольцо. Это было совершенно неожиданно. — Значит, все совсем серьезно! Как бы не обернулось, я желаю тебе удачи и искренне рад, что наконец в твоей душе проснулась любовь.
— Знаешь, Сток, я теперь понял, что ты мне говорил про нее… Ну, про любовь. О том, что если будут чувства, будет свет, и жажда крови сама отступит. Так и случилось: Наги в моем сердце, и мои демоны спят. На поле боя я спокоен, даже усилий не нужно, чтоб унять боевую горячку. Секс — он также работал, но как капля в море. Раз! — и прошло. А сейчас просто о ней думаю, и я как будто сам — то самое море, — он опустил глаза, смущаясь своего откровения. Его друг улыбался.
— Она смогла то, что не смог я за много лет. Кто бы знал, что дочка Карабины исцелит твою душу, — мужчина очень бережно опустил кольцо и шнурок с подвеской в коробочку. — Молю Фобос, чтоб она разделила твои чувства и захотела стать твоей спутницей жизни.
Спустя 8.5 лет после победы над Плутарком.
Было уже за полночь, а Огонек еще не ложился, склонившись над картами с отмеченными на них точками, в которых по данным разведчиков располагались лагеря противника. После сегодняшнего совещания старших офицеров Скаббард попросил его, а также командующих артиллерией и воздушными силами, задержаться на видеозвонке и поделился планами о полном уничтожении районов, где скрываются мятежники. Идея вызвала изумление и громкое, совершенно не протокольное обсуждение на повышенных тонах с применением крепких казарменных выражений, но внезапно присоединившийся к конференции Стокер сумел убедить нецензурно рычащих друг на друга военных, что это просто один из вариантов, который нельзя не обдумать — мало ли что выкинет противник! Логика и доводы лидера были несомненны, но честь воина вопила Огоньку о том, что поступать так — бесчестная низость. А еще ему очень не понравилось то, как настойчив был министр обороны, будто прожимая главнокомандующего принять именно это решение. И вообще Скаббард в последнее время был Огоньку все менее симпатичен: появилась в нем какая-то деспотичная властность и полное неприятие чужих идей. Сток говорил, что тот просто устал и очень хочет закончить эту войну, но Огоньку все чаще казалось, что его начальник предпочел бы действовать без согласования со Стокером. На взгляд полковника Римфайера расстановка фигур на шахматной доске марсианской политики заметно изменилась за время его отсутствия. И очень сильно ему не нравилась!
И теперь Огонек до боли в глазах рассматривал карты, прикидывал иные варианты ведения боевых действий и уничтожал сигарету за сигаретой. Бедро периодически резко простреливало, а потом нудно ныло от долгого сидения без разминки, на которой настаивал его врач, отпуская из-под присмотра медперсонала по личному распоряжению Стокера. Огонек клятвенно заверил тогда, что будет беречься и дважды в день аккуратно делать упражнения для восстановления, но за недели, прошедшие с выписки, так и не вспомнил ни разу об обещании. Минимизировать нагрузку на ногу в условиях войны оказалось невозможно, и с каждым днем боль в ранах, которым так и не дали окончательно зажить, ощущалась острее. Вот и сейчас он стискивал зубы, стараясь ее игнорировать, но дискомфорт становился все более невыносимым. Блистер с обезболивающими манил, обещая не только облегчение, но и короткое забвение от тяжких мыслей, вызванных происходящим вокруг. Промучившись еще несколько минут, мужчина наконец сдался, вынул из подсумка шуршащую спасительную упаковку и выдавил на ладонь желтую блестящую таблетку… подумал немного, выдавил еще две и закинул в рот, запив глотком воды.