— Было дело. Паршивцы болтливые!
— Неужели твоя невеста так хороша в постели, что сумела заставить забыть всех других женщин? — Тэссэн подняла на него лукавый взгляд, в котором, впрочем, проскользнула женская ревность к той, которая смогла ее затмить.
— Мммм… признаться, я не знаю, какова она в постели, — он смущенно улыбнулся, почувствовав, как впервые за многие годы краснеет, будто мальчишка. — Она очень юна.
— На молоденьких потянуло, извращенец? — беззлобно поддела его мышка. — И сколько же лет твой нимфе?
— Семнадцать, — выдохнул Огонек и еще гуще покраснел, спрятав лицо в ежике коротких светлых волос. — Тэсс… Ты ее знаешь… Это Наги…
— Дочка Карабины и Троттла? Ты самоубийца?! Да Троттл тебе за нее руки оторвет! А Карабина — ноги и все, что между!.. Нет, ты точно извращенец!.. Ты же ее на руках малышкой качал!.. Н-дааа… — Тэсс на последних словах так резко отстранилась и задрала голову, чтобы увидеть его лицо, что не слабо приложила макушкой в челюсть. Зубы Огонька клацнули, и он едва не прикусил язык. Он растерянно смотрел на подругу, не зная, на какой из вопросов следует ответить сначала и следует ли отвечать вообще, но тут она, заметив его смущение, сбавила напор. — И давно… ты перешел на платонические отношения? — Заглянув наконец в потеплевшие глаза мужчины, она разглядела в них то, чего не видела ни разу за все годы, что была с ним знакома — любовь.
— Уже пару лет как. Как отшибло влечение ко всем другим девушкам! Просто не хочется больше никого, — он был рад открыть душу той, которой доверял. Он знал, что Тэсс выслушает и попытается понять; как и Стокер, попробует объективно посмотреть на его интерес к Нагинате и в случае чего, предостережет. Да и отчаянно хотелось оправдаться за отказ и убедиться, что не обидел подругу.
— Ага, видела я, как тебе не хочется! — мышка расхохоталась и, отстранившись, присела на стол, застегивая рубашку. — Ну а мне-то что теперь делать? Я не рассчитывала на твой целибат, думала, после нескольких месяцев в госпитале ты будешь только рад моему обществу. Все ждала, когда позовешь, да не дождалась и сама пришла, — она кинула на него озорной взгляд.
— Ох, Тэсс, уверен, любой мужчина в этом лагере будет счастлив твоему вниманию! А не будет, скажи мне, я ему объясню, что он теряет! — Он снова поцеловал ее в лоб. — Прости меня. Рад бы, ты же знаешь, но правда не могу.
Она вздохнула и нежно погладила его по щеке:
— Я все понимаю. И счастлива за тебя, Огонек.
…Несколько дней спустя отряд песчаных рейдеров совершил дерзкий налет на склад запчастей. Несколько механиков, включая Тэссен, взяли в заложники и, прикрываясь пленниками, потребовали дать им беспрепятственно скрыться. Техников увезли с собой в качестве гарантии, что при отступлении псам в спину не запустят ракету, но пообещали в случае выполнения условий оставить мышей в условленной точке. Выбора не было: рейдеры угрожали взорвать и себя, и гарнизон, если им откажут, поэтому Скаббард отдал приказ согласиться на их условия и позволить покинуть лагерь. Своих механиков мотоотряд действительно нашел в условленном месте — искалеченных, но живых. Всех, кроме Тэссен — ее рейдеры забрали с собой. Огонек, взяв лучших бойцов, в течение недели лично возглавлял поиски, забыв о еде и отдыхе. Понимал, что каждая минута его промедления становится лишней минутой мучений для дорогого ему существа — о кровожадности и похотливости псов он знал лучше, чем хотелось. И что-то подсказывало: не сумей он ее спасти, случится нечто непоправимое — такое, что изменит Марс навсегда. Он не мог объяснить, откуда взялась эта уверенность, но что-то отчаянно гнало его вперед…
Несколько раз его отряд нападал на след, но рейдерам удавалось ускользнуть. Наконец они настигли псов в потаенной пещере. Опыт подсказывал, что нужно дождаться, когда лагерь уснет, и не рисковать без причины отрядом, но все холодные расчеты были посланы к черту в тот момент, когда Огонек услышал, как обсуждают вражеские солдаты то, что они уже сделали с «трофейной бабой», и как планируют развлекаться сразу после ужина. Ярость поглотила сознание, его демоны стремительно развернули крылья, на глаза упала кровавая пелена. Воин не помнил, как ринулся в атаку, как рвал на части тех, кто похитил подругу, не помнил их стонов и предсмертного воя — бой смешался для него в череду агонии и криков. Зато он навсегда запомнил, как попытался прижать к груди изломанное, ставшее почти невесомым тело, покрытое кровоподтеками. И как глаза дорогой ему женщины в ужасе распахнулись, едва он ее коснулся, как она из последних сил попыталась вырваться и отползти с хриплым «Нет!», не узнавая его лица. Как сжала ноги, покрытые с внутренней стороны красными дорожками, как захрипела и забилась, все же пойманная в кольцо его рук, и задрожала всем телом. Та, которая могла послать любого так, что самые грубые солдафоны краснели как мальчишки. Та, чьего острого языка боялись все мужчины его мотоподразделений. Та единственная, при воспоминаниях о которой грустно вздыхал Стокер. Его Тэссен, ироничная, смелая, страстная Тэсс! Он поднял руки, показывая, что не причинит ей вреда, и стиснул зубы, чтобы не завыть при виде того, что с ней сделали эти ублюдки. Она замерла на мгновение, что-то, видимо, для себя решая, подалась к нему, будто прося обнять, а потом молниеносным движением выхватила из его кобуры бластер и выстрелила себе в голову.
Время остановилось. Исчезли звуки, исчезли краски. Огонек осел на землю, укачивая в объятиях пахнущее паленой шерстью и кровью безжизненное тело. Его бойцы смущенно отводили взгляды, прекрасно зная, какие отношения связывали их командира и главного механика мотоотрядов. Понимали, что нужно дать ему возможность проститься…
Тогда, вдыхая аромат смерти, Огонек убедил себя в том, что если Стокер решит бомбить Элизий, это будет единственно верным решением. Он вспомнил, как крысы и псы в плутаркийскую войну не раз поступали с пленными женщинами, которых было некому защитить, также, как с Тэсс. Но сейчас времена изменились — у мышей был тот, кто может прекратить жестокие нападения их соседей по планете и защитить Марс от врагов. Защитить от насилия каждую мышь.
Сознание Огонька заволокло отчаянной, всеобъемлющей ненавистью. Его демоны восстали, расправляя свои кровавые крылья, сметая все те блоки, которые были возведены в сознании нежностью и любовью. Даже светлые чувства к Нагинате больше не в силах были удержать в нем убийцу. Пламя вспыхнуло, сжигая душу и все лучшее, что в ней было.
…А спустя всего пару дней эти ублюдки нанесли ракетные удары по мирным марсианским городам…
Спустя 9 лет 4 месяца после победы над Плутарком.
Психолог, которого приписали к Огоньку для помощи в лечении наркозависимости, после первого сеанса схватился за голову и отправил к психиатру. Первые три психиатра тоже развели руками: с синдромом «отца касты воинов», которым страдало немало потомственных военных, врачи связываться не любили. Слишком агрессивны были пациенты, слишком одержимы идеей о том, что их действиями руководит бог войны и требует себе в жертву крови врагов. Примечательным было то, что такое расстройство психики было присуще исключительно мужчинам, прошедшим через горячие точки и только тем, чьи отцы и деды также были военными. Синдром «отца касты воинов» почти не лечился, и чаще всего доктора, помучившись год-два с пациентом, которому везде мерещилось следящее за ним божество, просто выписывали тому ударную дозу антидепрессантов и успокоительных. По статистике, работай с такими или нет — все равно найдут, как умереть молодыми.
Лишь один специалист на всем Марсе с удовольствием брался за такие случаи. Светило психиатрии, по матери сам принадлежащий к касте воинов, но избравший иной путь, он потерял в начале плутаркийской войны брата, который выбросился из окна, бормоча про великого бога, который жаждет крови. Глубоко шокированный этой смертью, молодой психиатр взялся за изучение синдрома «отца касты воинов», работал с сотнями военных и защитил диссертации по малоизученному психическому расстройству. Лишь он достигал определенных успехов в работе с такими непростыми пациентами.