— Нет, не готова! Конечно же нет! Но… я должна, понимаешь?!.. Должна задушить в душе боль и заставить себя об этом не думать!.. Потому что чувствую: это спасет тебя!.. Помнишь, однажды ты говорил про то, что, прости мы псов и крыс, не было бы крови, не исчезли бы два марсианских вида? Я чувствую, так и тут: ты пойдешь мстить, и в итоге цепочка смертей не оборвется. Я не знаю, кто и зачем это сделал, но я уверена, если не остановиться, будет беда!
Его сердце сжалось: выбор сделан. Но сколько истины было в ее словах! Простить. Отпустить. Остановить кровопролитие. И все же даже сама она в свои слова не верит. Простить должна, а не готова. Да и если бы вопрос был лишь в смерти близких, возможно, он бы и согласился с ней… Однако за его и его друзей спинами стоял целый мир! И значит, нужно отринуть сомнения и, стиснув зубы, выполнить свой долг!..
— Все не так просто, родная, — мужчина поцеловал ее в макушку. Он не мог не попытаться объяснить, как важно то, что он собирается сделать. Рассказать, что на кону стоит не только месть, но и всеобщее благо. — Тот, кто это сделал, ответственен за многое на Марсе. За депортацию Чарли и многих других, за изоляцию, за то, что все мы не можем дышать свободно. Если я не пойду, диктатура на нашей планете будет только сильнее сжимать свои когти.
— Вы нашли серого кардинала, что стоит за Стокером? — она подняла на него взгляд, полный ужаса. Тот, против кого сегодня выступит ее муж, должен быть весьма высокопоставлен, и покушение на него будет неимоверно рискованной затеей!
Огонек кивнул, но не стал посвящать ее в личность диктатора:
— Да. Я не назову имени на случай, если тебя будут допрашивать. Я и этого не хотел, чтоб ты знала. Пойми, девочка моя: тут вопрос не только в Троттле и Карабине. Вопрос в безопасности всех нас, целой планеты. Я рискую, да… но это шанс сделать смерть твоих родителей не напрасной. Это шанс положить всему этому конец.
Наги зажмурилась, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Все внутри вопило, что нельзя пускать, что случится беда! Вот то, о чем много лет предупреждала ее интуиция! В этот раз сила, против которой выступил Огонек, слишком велика.
Он смотрел на нее уверенным взглядом родных пламенно-красно глаз. И в этом взгляде она прочитала, что ее муж просто не сможет иначе. Не сможет жить, если не попытается сделать все на благо родного мира. Она может повиснуть на шее, упросить, удержать слезами, но, отказавшись от того, что он считал справедливостью и долгом, он навсегда потеряет себя.
Она вспомнила, как однажды, сидя на крыше отчего дома, уже просила:
— Ты обещаешь, что с тобой ничего не случится?
Он улыбнулся, тоже припомнив фразу из их давнего телефонного разговора, который позволил ему встать на ноги после тяжелого ранения, и ответил теми же словами, что и тогда:
— Обещаю. Я сделаю все, чтобы это скорее закончить.
— Я люблю тебя, — Нагината прижалась к нему, ловя губы.
— Я люблю тебя, — Они слились в поцелуе, который не смогли разделить десять лет назад. Пусть он принесет удачу! Ему хотелось, чтоб он длился вечно. Хотелось, отбросив сумку с оборудованием, скинуть разложенные на столе ножи и бластеры, опрокинуть ее на столешницу и еще раз почувствовать, как их тела сливаются воедино. Он понял, что ему отчаянно хочется усмирить демонов, что рвутся с цепи и жаждут крови. Хочется убаюкать их плавными движениями в теле любимой женщины, остаться здесь, с ней! Плюнуть на все и жить так, как советовал ему однажды старый профессор в огромных очках с толстыми стеклами. Но его мир нужно избавить от диктатора, и только он и его друзья на это способны. А значит, он не имеет права спеть ставшую уже привычной колыбельную своим чудовищам. Сегодня он должен снять их с поводка и выпустить на волю…
Стремительное время отсчитывало секунды до условленного часа, и ему уже следовало поторопиться на встречу с Винни и Модо. Навстречу судьбе. Во имя всеобщего блага!
Она разорвала поцелуй и прижалась к нему всем телом. Они молча стояли пару минут, пытаясь запомнить этот миг. Миг, которого не будет больше никогда.
Наконец она отступила назад, зябко укутавшись в толстовку Огонька.
— Иди, — сказала Нагината тихо, не отрывая глаз от лица мужа и запоминая каждую черту. Глаза ее были сухими. Она чувствовала, что видит его в последний раз, но гнала от себя эту мысль и верила в лучшее. Ведь он обещал!
Огонек смахнул в сумку оружие и, не оглядываясь, вышел. Хлопнула дверь. В пустой темной квартире Наги осталась одна.
Спустя 18 лет после победы над Плутарком.
Где он облажался?! Где просмотрел слежку?! Как могло случиться, что их ждали, заманили в ловушку?!
А может, Стокер в очередной раз предсказал, где он нанесет удар, и просто дал ему возможность самому поставить себя в безвыходное положение? Как делал всегда во время их спаррингов, ловя тот единственный момент, когда Огонек терял равновесие, и применяя короткий и не требующий силы болевой?
Как и планировалось, он провел Винни с Модо по вентиляционным трубам и потайным переходам в резиденцию и оставил ждать в личных комнатах за кабинетом Лидера. Он знал, что здесь не было камер, — старик стремился сохранить хоть немного личного пространства. Потом, найдя Стокера, напросился на приватный разговор. Это тоже не должно было показаться чем-то необычным: поздно вечером или уже ночью, когда у главы государства появлялось немного свободного времени, они часто уходили от фиксирующих каждое слово записывающих устройств с бокалом хорошего крепкого алкоголя и беседовали о жизни.
Именно там, в полутемных личных покоях, Огонек, Винни и Модо схватили старика, бросили в морщинистое лицо страшные обвинения и уже собирались казнить, но Огонек не смог не дать тому, кто заменил ему отца, шанса оправдаться. Думая, что все пути отхода перекрыты, он швырнул в него копиями приказов и потребовал объяснений. Ответ «Ради общего блага!» опустил красную пелену ярости на глаза марсианина и наконец освободил всех демонов, что, сдерживаемые оковами, рвались наружу. Полковник Римфайер выхватил оружие, собираясь убить. В глазах Стокера отразились горечь и обида, старик тяжело вздохнул, будто смиряясь с неизбежным. Прозвучал выстрел, но внезапно заряд отскочил от старика, не причинив ему вреда. Матерясь, Огонек выстелил снова, но заряды опять отскочили — лишь едва заметное мерцание защитного поля показало, что попали в цель.
Стокер, как и всегда, предвидел нападение и обыграл его! Покушение провалилось! Все было кончено!
По-видимому, подобного сигнала и ждала охрана, притаившаяся за дверями, чтобы начать действовать. Из кабинета и тайного прохода, которым они воспользовались для проникновения сюда, высыпали лучшие телохранители Стокера. В одно мгновение его закрыли рослые бойцы, и небольшое помещение наполнилось преданными Лидеру, тренированными воинами. Не дожидаясь команды, они атаковали несостоявшихся убийц.
Огоньку хватило всего одного быстрого удара, чтоб сломать шею первому напавшему, и короткого движения ногой — чтобы вывести из боя второго, заставив охранника сипло дышать, материться сквозь зубы и хвататься за ребра, пробившие легкое. После этого бездумно переть на него передумали, и защитники выстроились полукругом, намереваясь сомкнуть клещи и растерзать тех, кто отважился предать Лидера.
— Отставить… атаку! — воздух, звенящий от напряжения, рассек короткий приказ, произнесенный сиплым голосом. Его обладатель говорил так, будто каждое слово причиняет ему боль. — Я сам.
Тьма в оставшемся открытым проходе зашевелилась, бойцы напряглись, нервно замахав хвостами, а потом почтительно расступились, пустив тьму в круг. Командир личной охраны Лидера был так же высок и широкоплеч, как полтора года назад, когда Огонек видел его в последний раз, истекающего кровью. Черная шерсть покрывала красивое когда-то лицо, теперь обезображенное множеством шрамов на нижней его части. Гранатовые глаза, устремленные на генерала, горели алой ненавистью и торжествующей насмешкой. Огонек вздрогнул, на мгновение решив было, что сошел с ума и видит призрак, а потом свет пробежался по металлическим сочленениям сжатой в кулак правой кисти, развеивая наваждение. Модо, тоже заметив протез, схожий со своим, не смог сдержать несвойственной ему нецензурной брани, а майор Дрэгстер, лучший из телохранителей Лидера, наслаждаясь реакцией, с трудом приподнял уголки непослушных губ. Нижней частью искалеченного лица, в отличие от тела, он еще владел плохо: требовал от врачей сосредоточить усилия на руках и ногах, не растрачивая ценных ресурсов на то, что лишь опосредованно относилось к его работе. Прищурившись, он долгим взглядом посмотрел на Модо, а потом на Огонька, вложив во взор обещание сделать с дядей то же, что сделал с ним самим генерал. Огонек сместился, закрывая собой друзей, и оскалился, принимая вызов.