«Его — убью! — читалось в них. — Не успеешь спасти. Даже не пытайся! Сдавайся! А лучше… » — Огонька будто полоснуло пониманием: Стокер присоединяется к мольбе дяди. Если генерал попытается скрыться, ему дадут шанс вернуться к Нагинате.
Мгновение растянулось в бесконечность. За долю секунды он вспомнил, как впервые увидел ее совсем малышкой. Как она потребовала, чтобы он был ее принцем. Как разглядывала она его, когда он позировал для ее работ в художественной школе. Как она шептала его имя, ворвавшись в его квартиру после долгой разлуки. Как пахли блинчики, которые она пекла ему на утро после их первой близости. Как блестели ее глаза, когда она выводила татуировку на его пальце, и как рыжий носик морщился, когда на него попадали брызги пигмента…
«Прости меня, родная моя…» — очень медленно, не разрывая зрительного контакта с лидером, он выпустил нож и поднял руки. Удар под колени опрокинул его, руки скрутили за спину и на запястьях защелкнули наручники.
Стокер расплел кольца вокруг шеи дяди и тот, судорожно хватая воздух и, кажется, на мгновение потеряв сознание, упал к его ногам. Лидер, не глядя на бывшего друга, шагнул к его племяннику. В глазах — гнев, обида, боль. Огонек с ненавистью уставился на него, оскалившись. Стокер ответил на оскал и резко, что есть силы, ударил по лицу своего мятежного офицера. Перстень из плутаркийской стали с эмблемой марсианского байкерского братства разорвал губу, наполняя рот вкусом железа. Мужчина сплюнул кровь под ноги Лидеру. В голове зазвенело: у старика была по-прежнему тяжелая рука.
— Почему? — поседевшие пальцы дернули голову вверх за длинную челку, снова заставляя смотреть в полные боли глаза.
— Ты похерил все, что я ценил, — тихо, чтоб слышал только один он, прошептал младший сквозь зубы.
— Похерил? Что же я похерил, сынок? Может быть, твою жизнь, когда не дал тебе скатиться в безумие и резать плутаркийцев? Остановил твое стремление словно маньяку мучить живых существ? Научил всему, что ты умеешь? Я дал возможность стать лучшим из моих офицеров, закрывал глаза на то, что ты творил в юности, да и творишь время от времени сейчас, хотя любого другого выставил бы прочь? Чем провинился, что ты пришел убить меня?!
— Ты приказал убить Карабину, Троттла и их сына!
— Мальчик был случайностью, я горюю по нему и виню себя в его смерти! — Старик заходил перед ним, эмоционально жестикулируя и нервно стуча хвостом. — Но его родители!.. Они меня предали, они пытались погубить дело моей жизни! — Он резко обернулся, глядя в глаза Огоньку.
— А Чарли? Дело твоей жизни она тоже пыталась погубить?! — рыча, выкрикнул Винни, который, оказывается, внимательно вслушивался в разговор. Стокер быстро пересек разделяющее их пространство и, безумно блестя глазами, уставился тому в лицо и, казалось, в самую душу:
— Я не хотел! Но мы не могли позволить немышам остаться на Марсе! Они бы в конечном итоге подняли мятеж, и снова лилась бы кровь. Я не мог оставить Чарли, пойми, это бы создало юридический прецедент, и на планету бы хлынули агенты захватчиков! Твоя Чарли — за безопасность миллионов! За безопасную, счастливую жизнь твоих дочерей! — он почти прошептал последние слова и резко отвернулся от потрясенного его логикой белого, возвращаясь к Огоньку.
— Ты врал мне! Из-за тебя мы выжгли два народа! — генерал, рыча, рванулся и закричал, почувствовав, как трещат суставы в заломленных руках.
— Мы спасали Марс! Эти предатели сотрудничали с Плутарком и снова продали бы нас! Эти сукины дети убили Тэсс! Я хотел планету, которая станет безопасным домом для каждого! Для тебя, для твоей жены, для ваших детей! Я подарил тебе идеальный мир, а ты пришел убить меня! — Стокер яростно смотрел в красные, полные ненависти глаза.
— Ты отнял у меня честь воина! — прорычал Огонек, снова дернувшись в держащих его руках, и ему почти удалось вырваться, но удар под колени и новая пощечина Лидера снова уронили мужчину.
— Честь? Честь — это роскошь в войне, мой мальчик. Честь может себе позволить только тот, кто не должен думать о жизни миллионов. Карабина всегда знала об этом, по-другому мы бы не выиграли войну с Плутарком. Честь может быть у солдата. Но, Огонек, когда ты — старший офицер, в чьих руках жизни, — спаси их любой ценой! А честь куда хочешь себе засунь! Я просрал свою, когда минировал пещеру, куда мы пригласили плутаркийцев на мирные переговоры. Зато мы обезглавили их армию, и это на годы сократило время войны и спасло тысячи жизней! Причем не только марсианских, — старик почти шипел, яростно размахивая хвостом, со свистом рассекая воздух. — Я потерял свою, взяв в заложники детей Камамбера, но зато смог выбить нам лучшие условия контрибуции. Честь — ради жизни других, тех, кому срать на мою честь, но кто хочет жить! Карабине тоже это не нравилось, ей хотелось быть воином, а не убийцей, — он криво ухмыльнулся и с отвращением сплюнул. — Вот и свалила на гражданку, не желая пачкаться о решения, которые приходилось принимать. И мне одному, одному, пришлось заботиться о целой планете! — он тяжело дышал и, поймав безумным взглядом взгляд одного из охранников, перехватил у него бластер, на автомате проверяя заряд. Огонек слизнул кровь с разбитой тяжелым перстнем из плутаркийской стали губы. — Я думал, что ты понимаешь меня. Ты всегда кидался на защиту, если Марсу грозила опасность. Твой дядя и вся эта компания уже предали меня однажды, оставив одного разгребать все то дерьмо, которого было полно на планете после Плутарка. Я прекрасно понимал, что они в любой момент сделают это снова. Но ты!.. Я готовил тебя на пост Министра обороны, моей правой руки и потенциального преемника! Я любил тебя как сына! Я верил тебе как себе! А ты… совсем как она! — выплюнул Лидер и вскинул руку.
Хриплый, полный боли крик, в котором почти невозможно было узнать голос дяди, резанул слух, следом в сознание ворвалось жужжание бластера, а потом из направленного в лоб дула вырвалась вспышка…
«Прости, родная моя, я обманул те…»
====== Стокер. Во имя всеобщего блага ======
Спустя 18 лет после победы над Плутарком.
Из спальни слышались голоса и звуки, которые сопровождают тщательную уборку. Стокер, с отвращением глядя на дверь, ведущую в его личные комнаты, знал, что больше туда не вернется. Он заблокировал проход из того помещения в рабочий кабинет и отключил все камеры. Идти было некуда, — за прошедшие годы своим домом он так и не обзавелся — а ему отчаянно хотелось побыть одному.
Новый врач, подобострастно заглядывая в глаза, только что вколол ему какую-то хрень, которая позволила разжаться обручу, стискивающему сердце, и дрожащим голосом запретил алкоголь. Лидер, вспомнив о запрете, ухмыльнулся и отхлебнул из горлышка бутылки, которую подарил ему Огонек на последний день рождения. Коньяк был великолепен! Нежно ласкал язык и мягко прокатывался по горлу. Приложиться бы к нему и залпом осушить на треть, но из уважения к тому, кто выбирал подарок, старику хотелось смаковать каждую каплю. Ведь эта пьянящая горечь — то немногое, что осталось ему от мальчишки, в котором он видел сына и приемника.
Стокер вспомнил, как, обходя базу Борцов за свободу, наткнулся на растрепанного, несчастного подростка, свернувшегося клубком около дяди. Парня привезла одна из самых перспективных боевых групп, забрав племянника серого громилы из разрушенного рыбоголовыми лагеря. Жалость к юноше, чью историю он уже в общих чертах знал, кольнула сердце. Что будет теперь с пареньком, потерявшим столько родных?
Со спины Огонек был похож на сына самого Стокера, погибшего совсем недавно. Серый, в мать, его мальчик после ее смерти тоже ожесточился и бросался в бой, словно безумный. Наблюдая за тем, как Огонек крался за конвоем, который тащил на допрос пленного, командир гадал, неужели судьба сжалилась и послала ему второй шанс в виде потерянного, терзаемого демонами прошлого мальчишки?..
И Стокер, откинув сомнения, попытался помочь ему. Ужаснулся тому, что узнал, но постарался сделать все, что было в его силах. И привязался к чужому ребенку.