принужденный существовать, как “защитник”… Он раб, и у него нет жизни, у него нет воли к
жизни – только задача… И он не умрет – он только завершит задачу, как “защитник”… как
Снегов… как все наши рабы, которых мы считаем нашими богами…
Хакай резко повернулся ко мне, сверкнув глазами, сжимая руку в кулак…
– Снегов станет единовластным правителем. Я буду вынужден отдать его власти мои земли.
Земли, которые я взял у него, облив кровью моих людей, которые я вернул, осыпав моим пеплом.
– Вы пролили и кровь моих людей, Хакай… и мою кровь… Вы угрожали нам затопить нас в
крови, и нам пришлось вернуть вам ваши угрозы…
28
– Теперь мы пролили столько крови, что тонем в ней все… Мы смешали кровь дракона, медведя
и орла этой войной, создав из трех одно чудовище… Теперь оно пожрет себя, поскольку голод его
неутолим… И править этим чудовищем будет “белый генерал”, холодный, как снег… “Белый
генерал” сдержит его – не позволит ему проглотить себя разом, заставит его грызть себя долго,
умирая от голода, истекая кровью… Истекая кровью до конца времени…
– Мы всегда истекали кровью и пускали кровь, Хакай… Мы всегда жили, умирая и убивая…
– Теперь мы умираем, убивая себя.
– Мы все убиваем других, принося жертвы смерти, чьей добычей всегда были все мы… И
смерть отдает наши жизни, беря чужие в обмен… Этот обмен дает время, но этой мене ограничен
срок… Когда мы отдаем смерти все, что способны дать, когда у нас не остается ничего, кроме
наших жизней – смерть берет наши жизни… Мы не убиваем себя, Хакай, – мы просто умираем…
нищими перед жадной смертью…
Хакай бросил мне в глаза тяжелый, непроницаемо темный, взгляд…
– Мы приносили смерти все большие жертвы, стараясь взять у нее все большее время, нужное
нам для разработки оружия, способного уничтожить ее, – смерть. Мы создали бессмертие, овладев
ее временем, но стали отдавать его ей взамен способности овладеть ее пространством. Мы воевали,
убивая вечно молодых воинов, расчищая территории их жизней, расширяя территории для жизней
наших… И в этой войне мы потеряли все… Мы вернули смерти – все…
– Мне все равно, Хакай… И не вам – не живому – рассуждать о смерти. А мне все равно… Я
смотрю не на шпили крепостей системы, приносящих в жертвы целые армии, а на моих бойцов,
которым нечего дать смерти, кроме крыс… За крыс им даются считанные дни, но они – живут…
Они, не горюя, встречают и провожают их, не сжигая их войной, не травя их злом, стремящимся
урвать еще и еще… Я смотрю на них и забываю жадность, заставляющую меня бросать “сегодня”,
хватая “завтра”… Я смотрю на небо, Хакай, и вижу не его обрывок в бойницах штаба Ясного – я
вижу его все… Я дышу ветром, разогнанным этими просторами, а не вентиляторами Центрального
управлении СГБ… И мне все равно, чьи разведчики выслеживают меня, чьи бойцы ступают по
моему следу… Я просто счастлив, Хакай! Впервые! А вы не знаете, что это – счастье… Как не знал
я, когда был окружен не этими оборванными дезертирами, а высшими офицерами СГБ.
– Вы бредите, Горный. Вы с радостью встречаете день, разрушающий вас, разрушающий все…
Вы бредите…
– Возможно, это бред. Но мне это безразлично.
– Вы больны, Горный…
– Да, болен. Впервые. Я болен впервые, потому что я впервые жив. Оставьте меня в покое,
Хакай… Меня и моих людей – мой полк… “полк без командира”…
Хакай вздрогнул, останавливая на мне непонимающий взгляд… Но сразу перевел глаза на мрак
открытого коридора… Темный зверь с холодным разумом вступил в полумрак в обличье офицера
S12 – Тишинский… Я замер, не справляясь с перебитым хрипом дыханием… Но Олаф, будто
обернувшись волком, метнулся ко мне… и его холодный клинок отражает его широко открытые
тусклому свету глаза, в которых бушует буран, ограждая меня сиянием севера от ночной тьмы… А
Ханс с тупым спокойствием упер дуло излучателя в грудь призрачного “дракона”… Я вдохнул
ветер всей грудью, смотря в лицо этим видениям системы через прорези глазниц зверя, кровь
которого была пролита, чтоб горячить мою кровь…
– Вы, оба, уйдите… Их не убить – они не живы… “Дракон” явится из Пустоты столько раз,
сколько потребует его незавершенная задача… А Снегов бросит наземь столько “теней”, сколько
будет разбито светом… Они всесильны… Но они – только призраки системы… Без системы их нет.
Они скованы с системой, как мы – с жизнью… И им, бессильным вне системы, не отнять у нас,
свободных, жизни… Они не способны уничтожить нашу жизнь, как мы не способны уничтожить
их систему… Мы с ними – не пересекающиеся параллели, существующие розно, в разных
измерениях, в разных системах координат!
Тишинский окружен “защитниками”, пришедшими на его зов… Его глаза раздирают меня
злобой, дарованной страхом… И я счастлив, ломая иглы его скрытых мыслей, поднятых на меня
штыками… Его “защитники” подключают оружие, но мне все равно… Я не отпущу его… И я буду
29
пить его кровь – кровь врага… И моих зубов, впившихся ему в горло, не разожмет моя смерть…
Смерть подошла ко мне вплотную, и я не отступлю, не позволю ей перейти в наступление… я убью
ее или умру вместе с ней…
Вдруг Тишинский поднял голову, замерев… развернулся и ушел во мрак, забирая светлых
“защитников”… Хакай молча последовал за ним, оставляя меня, горящего и сжигающего гневом,
как огнем… Его отозвали… Его – “цепного”… Снегов снова натянул цепь, сковывающую с ним его
“тень”, но Тишинский вернется… и я встречу его.
Я клацнул зубами… Глупо получилось, но я с собой не справился – очень захотелось его
укусить – Тишинского… Но как-то духа не хватило. А вообще, я его знаю – Тишинского… Не
лично, конечно, но я читал о нем во многих отчетах… Этот офицер прав. Как зверь, как хищник, я
его мнение полностью разделяю. Вот только я бы, наверное, так не смог… Я бы деру дал. Мы –
коты – всегда так делаем. Зашипим, проверяя врага на прочность, – и деру даем, когда враг не
боится ложной угрозы… Это медведи так дерутся, как эти солдаты, – нападают, когда им угрожает
кто-то, и пошли рубиться когтями до чьей-то смерти… Им, просто, обычно деваться некуда – они ж
на открытой местности обитают… обитали, вернее, – эти древние вымершие зверюги… А мы
осторожные… Мы – скрываемся… во мраке. Вот как. Мы серьезно деремся только тогда, когда нас
хватают, а не только угрожают схватить… Айнер теперь знает, как это – нас жестко хватать… Он
получил по заслугам. Да. Ему полезно. А так, когда никто вроде Айнера нам не угрожает, мы для
вида, скорее, когтями машем… Конечно, когти ведь беречь надо… А зубы – особенно. Они ж, как
когти не растут, когда их сломаешь.
Крысы устроили серьезное обсуждение… А меня к линии не подключили… Правда, я и не могу
к ним сейчас подключиться – сложно у них мозги устроены… Они ж – организованные твари, им
нужны сложные мозги. Точно. Я прав. Придется мне одному думать – невеста давно испугалась и
спряталась. Просто, она хочет лечить, а не калечить… Ей такие отчеты, где не лечат, а калечат, не
по нраву. А мне кажется, что одного без другого не бывает. Вот так. Я знаю, что я, как историк,
должен сделать какой-то вывод… Но не могу. Я, как все… Нет, я особенный. Я сделаю вывод…
Вот сейчас поскриплю мозгами – и сделаю. Вот как. И никакой чудо-зверь мне не помешает. Вот
так.