25
– Но другими средствами этого вообще нельзя сделать… Другими способами этого просто не
отчистить, Олаф…
– Мы привыкли к холоду, голоду и грязи!
– Я не привык, Олаф…
– Ты жив – значит, привык! Нам нельзя привыкать к теплу, чистоте и обильной еде! Это ослабит
нас. Это погубит нас, Ханс!
– Олаф, но так жить хорошо – сытым, согретым…
– Так жить нельзя! Начнешь жить так – не сможешь жить иначе!
– Но я не хочу жить иначе, Олаф…
– Хочешь или нет – придется!
– Фламмер сделает так, что не придется, – теперь мы с ним, а он все наладит…
– Ханс, сейчас мы сильны, мы можем жить везде и всегда! Нам нельзя ослабнуть! Тогда мы
сможем жить только здесь, только сейчас!
– Мы всегда и везде так живем – у нас всегда и везде есть только “здесь” и “сейчас”…
– Но у нас есть силы идти дальше, идти вперед! А выберем мы такую жизнь – мы ослабнем!
Нам не хватит сил идти в будущее! Нам не нужно все это, Ханс! Мы не зависим от этих вещей, как
солдаты системы! Мы так выносливы, что свободны!
– Олаф, свобода для нас стала рабством – мы не отходим от нее ни на шаг, будто мы у нее на
цепи…
– Ханс, свобода не безгранична. Быть свободным – не значит делать все, что в голову придет.
Это значит – принимать осмысленные решения и действовать, исходя из них. Ханс, все имеет цену
у смерти, и нам нельзя прогадать, торгуясь с ней. За такую жизнь ты заплатишь ей своей силой. А
отдав ей силу, мы отдадим ей жизнь! Наши силы надежны, Ханс, – только на них мы можем
полагаться уверенно! На чужие силы рассчитывать нельзя!
– Олаф, но солдаты системы не слабее нас, хоть они не тощие и не промерзшие, как мы…
– Это все только видимость силы!
– Какая ж видимость…
– Это не настоящая сила, Ханс! Солдаты системы не выдержат суточного перехода через
снежную пустыню, когда у их техники кончится энергия! Они будут задыхаться и выбиваться из
сил, когда мы будем идти и идти! Никакие тренировки в просторных залах не заменят перехода по
снежной пустыне! Этот выхоленный офицер не протянет без нас и суток, пока не станет таким же
тощим и промерзшим, как мы! Пока у него не останется одной только чистой силы без этой
видимости, которую он тащит лишним грузом!
– Олаф, ты не сердись, но мы становимся сильней, когда хорошо едим.
– Я ж сказал, что это видимая мощь! Ее хватает лишь на короткий рывок! Солдаты системы
сильны только с отрядом, только с оружием! А мы! Мы и с одними клинками способны разбить их
отряд – перебить их солдат, разъединенных буранами, обезоруженных излученным злом снежных
зверей! Только нас северные ветры не собьют с ног! Только наши клинки не подведут нас при
столкновении со снежным зверем!
– Но борьба с холодом и сражения на ножах забирают у нас силы… Я просто устал и хочу
передохнуть…
– Нельзя! Терпи меньшее зло – тогда будешь в состоянии сразиться с большем!
Фламмер, все это время сурово молчавший, подтвердил кивком слова Олафа… Мы же не
отключили его ментальных линий, и он все слышал… Мне от этого стало страшно, но он только
помрачнел…
– Он, в общем, прав, Ханс, – во всем. Только он чересчур категоричен.
– Но я хочу стать таким, как вы…
– Скоро я стану таким, как вы с Олафом, Ханс, и тебе не придется стараться уподобиться мне.
– Но вы же не хотите этого?
– Ханс, я достаточно прошел, чтобы осознавать и контролировать желания. Мы не можем
получить всего сразу. Получая одно, мы лишаемся другого.
– Но как же так… Ведь можно просто и хорошо жить…
26
– Просто и хорошо – нельзя. Нам приходится выбирать что-то одно.
Я, опешив, повернулся к нему, потом – к Олафу…
– Олаф… Но мне нравится горячая вода и еда, я давно хотел…
– Нет, Ханс, я тебе и мечтать об этом не позволю. Это пагубные мечты. Я взял все, что нужно.
Пошли.
Я было совсем расстроился, что нам придется так скоро уйти, но не успел – Фламмер,
настойчиво обхватив мое плечо, спокойно отстранил Олафа. Офицер повел меня через высокие
коридоры в светлые залы, и Олаф, сверкая глазами зверя, затаившего зло, пошел следом… Он
пугает меня, но Фламмер не обращает на него внимания…
– Постойте, капитан…
– Идем, я покажу тебе мозг, управляющий этим объектом.
– Он сейчас отключен?..
– Да, Ханс. Я не стану его подключать. Только возьму его память, хранящую нужные мне
данные.
– Возьмете его память?..
– Да, Ханс. Я сделаю копию. Так, чтобы об этом не узнали. Тогда я рассчитаю схемы
пересечений с разведтехникой системы.
Я такому счастью и поверить не могу… Жаль только, что Олаф затмевает свет темнеющей
злобой, как грозовые тучи перекрывают солнечные лучи…
Как только Фламмер, занятый мозгом объекта, отпустил меня, меня схватил Олаф…
– Идем скорее, Ханс. Идем со мной.
– Нет, Олаф, он еще не закончил…
– Ханс, ты что, не понял? Теперь ты его пленный. Теперь мы оба – его пленные.
– Нет, Олаф… Просто, он… Он просто…
– Соображай же, Ханс.
– Олаф, а ты чего ждал?.. Ты на него нападаешь, он – защищается…
– Он защищается, закрываясь тобой, как щитом.
– А что ему еще делать?..
– Это бесчестно, Ханс.
– Наоборот – благородно… Он не хочет пускать в ход ножи и старается обойтись щитом…
Фламмер не хочет твоей смерти, Олаф, он хочет только твоего повиновения… Ты себя сам
сдержать не можешь, приходится ему тебя сдерживать…
– Дурак ты.
– А он сказал, что я не дурак.
Олаф запустил руки в рассыпанные по плечам волосы, собирая их в длинный хвост… Теперь
исподлобья на меня взирает – Зверь… Он хватает меня и тащит прочь, хоть я и сопротивляюсь…
– Олаф, оставь меня…
– Я убью его.
– Олаф, но ведь с ним мы не будем голодать… С ним нас не найдут “вороны” системы… Тебе
нужно только подчиниться ему…
– Я не подчинюсь ему, Ханс.
– Перестань, Олаф… Он хороший командир… Он делает все, что нам нужно… Просто, он еще
не все наши правила знает… Он не знает, что он свободен только от правил системы, что у нас
тоже есть правила, что их надо соблюдать так же жестко… Ты же ему не объяснил…
Олаф вдруг остановился, отпустив меня…
– Он прав, ты не дурак. И ты прав, я ему правил не объяснил.
– От этого он и поступает периодами так, что нам его поступки не ясны… А вообще посмотри,
как он нас выручил…
– Верно, Ханс. Я дам ему время утвердиться, и мы посмотрим, как он этим временем
воспользуется. Я не стану усложнять ему задачу, и мы увидим, как он оправдает наши надежды.
Справится – станет нашим командиром.
27
Запись №10
Олаф упорно считает, что очищает нас только снег, а кормит только кровь снежных зверей. Так
что мне от него неслабо влетело за чистку без учета его правил. Олаф хранит им верность всегда и
везде – для него они и в мыслях неотступны. Он не оденет чистой формы, не острижет волос, не
станет спать в постели и есть вилкой из тарелки, хоть сули блага, которых свет не видал, хоть
угрожай неведомыми ужасами. Я это понял и теперь его не трогаю, старясь не нарушать его
строгого наказа. Но отчаянным пирам он не противится, с радостью терзая яства ножами и швыряя
кости крысам. Он утверждает, что это нам не навредит. И правда, такой пир нас никак не
разнежит… А наоборот – закалит… Это не так просто – пировать, как мы… Такой пир еще
выдержать надо… А пируем мы уже…
Мы третьи сутки пируем так, что и Олаф забыл про злобу, накормив Зверя до отпада и напоив