такого непростого человека… Теперь у нас появился повод для оправданной гордости…
– Непростой, Хэварт? Он определенно преступник…
– Нет, Лей, он не станет преступником…
– Потому, что он станет и преступником, и порядочным офицером одновременно… Но это
невозможно – в действительности… Он будет просто нестабилен…
23
Я повернулся к Лею, отрываясь от последних поправок…
– Он будет стабилен – на грани. Он ступит на нее сразу после подключения и не сойдет с нее.
– Полковник, мне остается только взывать к вашей ответственности…
– Я отвечаю за него головой. Этого вам достаточно, Лей? Или вы предоставите Стагу отчет
подробнее моего?
– Нет, полковник, я не сделаю этого. Но я считаю своим долгом предупредить вас, полковник, и
вас, капитан Хэварт, что я не возьму ответственности за этого человека.
– Вы должны подписать документы, Лей.
– Нет, полковник. Я не поставлю подпись.
Лей еще ждет, что я передумаю, смотря мне в глаза… А Хэварт, равнодушно поднявший бровь,
уже ставит подпись… Я отвернулся от Лея, всматриваясь в развернутые экраны…
– Мы справимся и без вас, Лей. Вы свободны. Идите.
Лей положил руку на плечо, развернулся и вышел… Как только дверь закрылась за ним, я
услышал знакомый смех, склонившегося над моим плечом Радеева…
– Мне, видимо, не суждено увидеть весь процесс! Этот ваш Стаг – генерал с замашками
главкома! На меня и ваш главком так не замахивался!
– Наш главком, Радеев? Вы здесь, и правда, с позволения нашего главкома?
– Не разочаровывайте меня… Не мог же я пренебречь его позволением… Даже нам для
получения пропуска к вам нужен его прямой приказ… Да и без его поддержки мне было бы не
вырваться от вашего заносчивого генерала… Но это не важно. Сейчас важен только этот человек –
только эти коды, которые скоро станут человеком…
– Вы правы, Радеев. Скоро разум этого человека обретет знания – высшую память, коды
которой мы передадим заводской технике прямо сейчас.
– Такой ответственный момент – я рад, что застал его… Но я все равно огорчен, что пропустил
начало… хотя бы к концу я не опоздал… Я стану свидетелем действительно выдающегося
события…
– Мы каждый день пишем коды сотен человек, каждый день подключаем к жизни сотни
людей…
– Прошедших контроль…
– Конечно, тщательно проверенных на каждом уровне контроля людей.
– А этот человек? Ему не оказано некоторого снисхождения?
– Стаг поставил подпись.
– Не сочтите за недоверие… Нет, я только проявляю заботу – скажем, дружеское беспокойство,
ведь ваш генерал… Он же так занят, что ему не достает времени для внимательного изучения
документации, нуждающейся в его подписи. А сейчас, а сегодня… Я отнял у него столько
времени… Я и вовсе не оставил ему возможности уделить внимание содержанию отчетного
документа, подписанного им при мне… в моем присутствии…
Я резко обернулся к нему, занося руку над панелью управления, но не отменил задачу, не
опустил руки, замершей в воздухе… Радеев крепко сжал мою руку, отводя от панели управления, и
я поднял на него глаза, впервые видя его истинное лицо – его холодные глаза, не осматривающие
снаружи, а смотрящие внутрь… Радеев переменил эту холодность, дав мне вдоволь на нее
насмотреться, на видимую веселость…
– Задача запущена… Сейчас ваши замыслы приведут в исполнение… Позвольте мне
отправиться на завод с вами…
– Вы не спуститесь на подземный завод с нами, Радеев.
– А кто мне запретит? А кто мне не позволит? Покажите мне, я его – попрошу, и он –
согласится…
– Зачем вы спрашиваете у меня разрешения пройти на завод, если ставите меня перед фактом
вашего присутствия на заводе?
– Ну я же надеялся на другой ответ… Я надеялся, что вы не пренебрежете правилами
приличия… Но мои надежды не оправдались… И теперь оправдываться придется вам…
24
– Не надейтесь и на это. Жаль, но я вынужден вас огорчить – все ваши возлагаемые на меня
надежды такого рода напрасны.
– О нет… Ваши выводы поспешны… У вас еще нет убедительных доводов… Просто, вы еще не
знаете всех моих надежд и ожиданий, связанных с вами… А я вам не скажу – знаете же, что мечта
не сбудется, если о ней рассказать заранее…
Запись №10
Я подозвал Шлака, как только мы вышли из первого блока научного управления.
– Шлак, сделай все, чтобы Радеев до активации этого офицера в этот блок ни ногой не ступил.
– А как я могу сделать это, Грабен?
– Отвлеки его… Укуси, к примеру, – я разрешаю…
– Я не стану его кусать – он меня на свалку отправит.
– Никуда он тебя не отправит, Шлак. Я за тебя постою.
– Нет, Грабен. Во-первых, он со мной всегда здоровается, а во-вторых, – он и не подумает
заходить в блок активации до того, как этот офицер откроет глаза. Ты разве еще не понял, что он –
провокатор, который всеми силами устраняет у тебя с пути всех, кто не позволяет тебе сходить с
ума и творить страшные вещи?
– Я знаю, что он – провокатор, Шлак. Перед ним, как и передо мной, стоит своя задача, которую
он исполняет, не гнушаясь беспринципностью. Он старается довести меня до предела, перейдя
который я предоставлю ему доказательства, свидетельствующие против меня неоспоримо. А я этот
предел переходить не намереваюсь и не собираюсь давать ему даже ерундовых зацепок.
– Он не такой дурак, чтобы считать тебя дураком. Он прекрасно понимает, что ты не
проколешься, как бы он тебе нервы ни трепал, и не провалишь своего плана, как бы он тебя к
провалу ни толкал. Ты нарушаешь правила, но так, что к тебе не придерешься. И с этим Радееву
ничего не поделать.
– Думаешь, он понимает, что у него не выйдет подловить меня? Тогда что он здесь, по твоему
мнению, делает?
– Не знаю, Грабен. У меня дальше мысли никак не идут.
– И у меня, пока еще, мысли дальше не идут… Но рано или поздно у него сдадут нервы, и он
выдаст себя…
– Грабен, ты еще коварнее этого Радеева.
– Возможно, Шлак. Я могу обойтись и без этой беспрестанной смены лиц, и без этой
бесконечной лжи…
– Здесь я с тобой не соглашусь, Грабен. Ты лжешь, как он, но – молчанием, а не словами.
– Все верно, иногда простое молчание результативнее изысканной лжи.
– Ты обманываешь других, обманывая – себе. И лица ты меняешь не снаружи, а – внутри.
Поэтому, никто не может этого обмана обнаружить.
– И это верно.
– И ты сам не можешь отличить этого вранья от правды. Ты обманываешь всех так убедительно,
что сам убеждаешься в этом обмане, как в истине.
– Нет, Шлак, с собой я честен.
– Тогда ты – жесточайший человек на свете.
– Откуда такой вывод?!
– Оттуда – из головы, Грабен. Я знаю, что ты не дурак. И я не могу свалить все на твою
несообразительность. И ты утверждаешь, что не обманут другими или собой. Из этого я делаю
вывод, что ты поступаешь осмысленно. А из этого я делаю вывод, что ты просто – жесток, как
никто другой!
– Глупый ты “щенок”!
– Просто, ты несешь нелегкую ответственность! И когда ты свалишь ее со своих плеч, – она
сомнет сотни людей, тысячи. Твоя ответственность упадет с тебя, как бомба, брошенная с тяжелого
бомбардировщика, Грабен.
25
– Сейчас ты убедишься, что это не так, что, совершив это великое деяние, я подниму груз,
давящий всех нас.
Шлак скрипнул веком, резко закрывшим его треснутый глаз…