временем машин, еще не пущенных на переработку, а хранимых на этом объекте. Я просто
подожду, пока он продрогнет и начнет засыпать в этой тьме…
Он поднял ворот черной шинели, совершенно скрывшись в окружающем его мраке…
– А я могу быть уверен, что со мной здесь ничего не произойдет?..
– Нет, не думаю… Здесь постоянно происходят странные вещи…
34
– Настолько странные, что мне стоит предупредить начальство о том, где следует искать мое
тело на рассвете?..
– В этом месте можно сломать шею, и следуя за таким опытным проводником, как я… Можете
сообщить о местонахождении вашего тела, а можете просто смотреть, куда идете… Что вы
выберите – решать вам.
– Я всегда выбираю и то, и другое…
– Достойный выбор, когда речь идет о жизни и смерти.
– Работа у меня такая – она мне иного выбора не дает, кроме как выбирать – и то, и другое…
– Нам всем запрещено бояться смерти, но все мы нарушаем эти запреты, Радеев.
Он обвел глазами призрачно светящиеся силуэты моих покореженных подручных – в их слабом
свечении и я, облаченный в светлую форму, произвожу подобный эффект… Мы вышли под
открытое небо как раз тогда, когда поднялся туман и когда его прорезал свист поднятых
истребителей… Замерзший офицер сжал плечи, вперившись взглядом в небо, разразившееся
раскатами ночной атаки… Лучи прорезали мрак молниями и далекое зарево разошлось громом…
Эти вспышки разлетаются в тумане, приглушающем громовые раскаты рушащихся пограничных
укреплений Шаттенберга…
– Вы еще не налетались в облаках?.. Мне кажется, что вам, Грабен, пора бы спуститься на
землю… А то как бы не пришлось провалиться в подземелье… Такое бывает, когда залетишь
высоко и падать придется с высоты полета… так скажем, – с высоким ускорением…
– Вы, Радеев, думаете, что я подобен ракетам прежних пор?.. Тогда вы должны думать, что я
способен пройти сквозь землю, не разбившись…
– До предела, Грабен… Где-то вы возьмете да разорветесь…
– И это будет сокрушительно для вас – обитателей подземелий…
– А для вас это будет – губительно…
– Ученые призваны заграждать истину грудью, Радеев…
– Ото всех… и от себя… Боюсь, вы слишком заняты погоней, чтобы не забыть, что гонитесь за
истиной…
– Так же, как вы слишком искушены ложью и угрозами, забывая, что эти средства призваны
служить достижению той же истины…
– Просто правда – прыткая и скользкая… Она убегает от вас, ускользает от нас… Вот мы с вами
и обязаны ловить эту хитрую правду сообща… Ваш разум скор, а мой – цепок…
– Скорость срывает с объекта все, что к нему цепляется, Радеев…
– Пока вы особых отличий от ракет прежних пор не показали – вас так же трудно обнаружить и
остановить, вы так же устремлены к цели… И преследуете вы свою цель с недосягаемой, скорее, –
с непостигаемой скоростью… Только учтите, что эти ракеты с незапамятных времен сняты с
вооружения из-за того, что эти технологии – устарели, Грабен… Теперь лучи летят в цель, не
отклоняясь и не скрываясь… Они скоры и сильны – для нас они не отразимы из-за этой силы и не
зримы из-за этой скорости…
– Однако с помощью техники мы видим и отражаем и их.
– Техника не надежна… Она опасна для нас, полагающихся не на свои силы… Прямые жесткие
лучи – наше непревзойденное оружие нападения и защиты… Они всегда сражают врага, всегда
проявляют правду…
– Если бы каждый пущенный нами луч поражал каждого нашего врага и проявлял правоту
каждого из нас – нас бы давно не было, Радеев, – нас всех.
– Вы думаете, что сумеете ловить лучи голыми руками?..
– Нет, – только в перчатках, Радеев.
Он усмехнулся про себя, опуская тяжелеющие глаза на Гарма, легшего у его ног и сложившего
перед ним рогатую голову… Радеев понял, что пес не спит, а стережет… Офицер достаточно
рассеяно огляделся, видимо, еще надеясь найти человека в зоне восприятия. Но он уже не
старается сосредоточиться на сигнале – никого нет, мы здесь одни… Я поймал его. Теперь при
отступлении он поплатится пугающей нас всех видимостью всепроходимости и
всепроницательности офицера DIS – этим туманом, напускаемым на нас всех “тенями” системы.
35
Его оружие – морок… и теперь я обращу его оружие против него. Я вытяну из него признание его
же клещами – его же мутными угрозами, его же мглистой ложью… Я запутаю его в тенях и
туманах между обманом и истиной… Я заставлю его ждать нападения так долго, что нападу, когда
он перестанет ждать… Я заставлю его поверить, что на его крючок попался я, тогда он попадется –
на мой… Вера приходит со страхом и усталостью… А вера убьет его разум, изнеможенный
ожиданием смерти моего разума… Он скажет правду, когда его разум заснет и проснутся его
кошмары… Мы останемся здесь надолго – на всю эту длинную ночь, которой он никогда не
забудет…
Запись №14
Радеев сжал плечи и понуро опустился на крыло разломанной “стрелы”, которой не суждено
взлететь с этой свалки преданных вечному покою машин… Туман пробирает сыростью до костей
не его одного, но я стараюсь не замечать этого светлого мрака, прячущего не только темное небо,
но и все остальное в метре от нас… Со сломанного крыла “стрелы” он поднялся только, чтобы
выдрать из промерзшей земли клочья сухого мха, и, постелив мшистый покров, уселся снова…
Гарм, проводивший его долгим и тоскливым взглядом, завыл так же долго, так же тоскливо… Этот
хриплый вой подхватили другие, выступившие из тумана призрачные “псы”… И я, оставив
офицера ждать меня с ощетинившимся острым хребтом “волкодавом”, направился к столпившейся
в стороне стае… Эти “псы” мыслят на низком уровне – им неведомы тонкости управления
мыслительным процессом. С мыслями они обращаются достаточно грубо, общаясь односложно и
обходясь открытыми для всех каналами связи, действующей только на коротких дистанциях. Я не
подпускаю их, поддерживающих связь со Шлаком, к Радееву, чтобы он не прочел их мыслей, –
мыслей Шлака, переданных им для меня…
– Шлак, что-то случилось?
– Да, Грабен! Ты пропал, и я стал беспокоиться!
– Я не пропал, я просто вышел из зоны действия связи.
– И надолго ты так пропадать намерен? Я же нервничать начинаю.
– Скрепись, пока не придет Стаг.
– Стаг? Зачем Стаг?
– Жди, Шлак. Подключайся к камерам объекта, на котором находится наблюдаемый, –
запоминай информацию и жди распоряжений.
– Какие камеры?
– Мне нужно видеть глазами объекта.
– Да, спутники здания насквозь не просветят и не просмотрят. Но новое подключение –
серьезный шаг. Это сложно и страшно. Я и так испуган, а если еще и Стаг на меня наткнется – я не
знаю, что я тогда сделаю.
– Просто поприветствуй его.
– Ты думаешь, это сработает?
– Обязательно, Шлак.
– Думаешь, уставшему и задумчивому человеку приятно повстречаться со мной ночью в пустом
коридоре и получить в нагрузку мое приветствие?
– Уверен. Конец связи.
Я вернулся к Радееву, едва продравшему отекшие от сырого холода веки и выславшему мне
навстречу потускневший взгляд…
– Вы не зря старое оружие помянули, Грабен… Похоже, вы решили устроить и старую войну…
Сидим здесь, как в окопе…
– Вы, видимо, в окопе не сидели, если думаете, что там так тепло и сухо…
– А вы мороси не замечаете?..
– Мы ученые – мы видим большие задачи далеко впереди, не замечая близких и мелких