– Офицеры нужны Хантэрхайму все время этой войны – этой нескончаемой войны… Это
длится годами… Это годами не дает мне выспаться… Мне нужно время…
– Вы истратили время, отведенное на сон, конструируя Одиннадцатого.
– Да, я сделал одиннадцатый кошмар для того, чтобы он будил меня вместе со всеми
остальными отображениями ужасающих сонных видений, способных меня разбудить… Я устал и
теперь не просыпаюсь от простого плохого сна или прежнего его отображения, подобного Шлаку…
Одиннадцатый пока пугает меня настолько, что пробуждает мой разум…
Адъютант стянул меня строгой формой, как удавкой, поднимая с постели силой… Я оттолкнул
холодную руку железки, протянутую к моей шее, и расстегнул душащий меня воротник… Но
“спутник” снова скрепил стяжку… Я решил не спорить с ним, а отослать его, и тогда – просто
ослабить все эти застежки, запирающие меня в светлом одеянии, как в оковах…
– Принеси мне кофе из столовой… А еду не приноси – не надо…
Андроид осмотрелся и остановил прохладно светящиеся глаза на моих подручных роботах,
прячущихся под столом, под кроватью…
– У вас депрессия, полковник. Вам следует обратиться к врачу.
– Со мной все в порядке.
– Я настаиваю. Я вызову вам врача.
– Я – офицер S3.
– И офицеры S3 страдают депрессией. Вас мучают кошмарные сны. Это может пагубно
отразиться на вашей профессиональной деятельности.
– На моей работе это никак не скажется. Ступай в столовую.
– Пока еще вы делаете кошмарных механических “собак”, но скоро вы начнете делать
чудовищных людей.
– Я давно не биопрограммист, не забывай об этом.
– Вы нейропрограммист и должны об этом помнить. Вы не можете изуродовать тело человека,
но можете изувечить его разум. Вы задаете коды высшей памяти и несете равную ответственность
со специалистами, занимающимися низшей памятью.
– Как бы нашу ответственность ни уравнивали, – коды первостепенного значения и
первоначальные параметры, определяющие человека, задают разработчики ДНК. Я ставлю задачи
высшей коррекции и высшего контроля, не выходя за пределы прописанных ими условий, а только
внося уточнения и поправки в их установки.
– Коды высшего контроля подчиняют низшую память. Вы и ваши подчиненные несете равную
ответственность с полковником Вэймином и его людьми.
Вэймин… Он всегда был на шаг впереди, выслуживаясь перед генералом Стагом… Вэймин
занял мое место, и теперь моя должность крепко зажата в его руках – в когтях “дракона”. А меня
Стаг отодвинул – сослал в глушь, в десятый блок, занимающийся только контролем. Со временем я
вернулся в первый блок. Но мне пришлось перейти на другое поле деятельности и вступить в
должность с ограниченным влиянием на личность людей. Я сохранил статус создателя, но круг
моих полномочий при построении памяти значительно сузился. Я проектирую одну лишь сложную
психику – пишу, пусть непростую, но последующую память. Моя задача серьезна – я задаю людям
знания, заменяющие первый опыт познания. Именно на эти знания опирается понимание людьми
происходящего, – исходя именно из этих знаний, люди дают оценку событиям и себе. Личность
строится на их основе, но только – отчасти, только – достраивается. Я даю людям душу, но – лишь
частично, лишь опираясь на данные Вэймина. Мне запрещено писать сложную память, способную
перекрыть простую, прописанную им. Противоречия – недопустимы. Они увечат личность, калечат
4
человека. Поэтому я принужден оставаться последователем “дракона”. Он задает изначальные
параметры, загоняя меня в их тесноту, – он задает направление, вынуждая меня тащиться у него в
хвосте. А его создания – они всегда покорны судьбе. Это претит мне. Склонны они к надменности
или к робости, к жестокости или к жалости – они всегда покорны и всегда ждут приказа. Они
похожи на своего создателя, никогда не выходящего за пределы строгих распоряжений Стага.
Мне тошно от того, что Вэймин выслуживается перед генералом, а генерал – перед наукой… не
в настоящем, а в – служебном смысле слова… Стаг – офицер S12, подходящий для всех служб
системы, но в сути своей он – солдат, не дающий свободы даже себе. Отстаивая науку, он всегда
готов пойти против руководителя, но, только исполняя распоряжение – высшего начальника. Для
него не существует приказа главнокомандующего, но только, когда существует другой приказ –
верховного главнокомандующего.
– Я – нейропрограммист высшей категории. Никто, ничто, никогда и никак не влияет на мою
работу. Иди же.
“Спутник” повиновался и оставил меня прикуривать сигарету от Шлака, из пасти которого
вырвался тонкий огненный язычок…
– Шлак, порой мне кажется, что мой адъютант ты, а не он…
Шлак вдумчиво вгляделся в меня, напрягаясь от тяжких для его простого разума мыслей…
– Ты зря так не внимателен к его мнению, Грабен.
– Не думаешь ли ты, что мой “спутник” прав?
Шлак, раздумывая, склонил зубастую голову на плечо, проломленное одним моим офицером,
увидевшим страшного “зверька” у себя на груди сразу после подключения… Но Шлак не жалуется
на повреждение – он знает, что это заслужено… Я объяснял ему, что он страшный, что ему нельзя
подходить к созданным мной солдатам, – особенно, когда их только подключают, когда они еще не
до конца понимают происходящее…
– Он прав, Грабен. Ты мрачнеешь день ото дня, делая мне “собак” все чудовищнее и
чудовищнее.
– Это из-за Стага, который суровеет с каждым налетом на Шаттенберг. Из-за всего этого
служить в первом управлении становится просто невыносимо. Но ничто из этого никак не
сказывается на исполнении моих прямых служебных обязанностей.
– Война тяготит и гнетет нас всех, Грабен. Но ты мрачнеешь не только из-за нападений на нашу
крепость. И Стага ты ненавидишь не только из-за его суровости. С тобой что-то происходит,
Грабен, и это – не угнетенность войной и обстановкой в управлении, а что-то другое.
– С чего ты взял?
– С того, что это началось еще раньше, – прежде первого разрушительного налета на
Шаттенберг и прежде первых жестких проявлений Стага. Это началось, когда ты собрал меня, а я
помню, что тогда не происходило ничего подобного последним событиям.
– Хочешь сказать, что проблемы не у всех вокруг, а у меня одного?
– Я это и говорю, Грабен. Это тревожит меня. Меня беспокоит будущее, сотворенных тобой
людей, – особенно, когда я смотрю на себя в зеркало.
– Моя ответственная служба беспокоит всех, кто видит тебя, Шлак, но это безосновательное
беспокойство.
– Меня пугает и одна мысль о том, что ты можешь сделать человека такого же ужасного внутри,
как я – снаружи.
– Ты знаешь, что этого не произойдет. Тебе известно, каких качественных людей я кодирую.
– Люди, сделанные тобой, безупречны. К ним не придерешься. Но среди них нет никого
особенного, они все – обычные.
– Такие, каких требуют.
– В этом все и дело. Тебе не по душе делать таких людей, так что по ходу дела ты травишь
душу скукой все сильнее. Тебе скучна такая деятельность, и ты – не справляешься со скукой.
Особенно теперь, когда крушат Шаттенберг и когда Стаг ожесточается.
– Нет, Шлак, просто я служу не на своем месте.
5
– Винишь Вэймина, занявшего твое старое место? Но на прежнем месте ты делал таких же
скучных людей и так же скучал.
– Не так.
– Ну пусть не так, но – скучал.
– В общем, верно, Шлак. Я и засиделся, и застоялся на месте – меня снедает тоска. Но это