Через некоторое время они, отчаявшись бороться с печально известными местными комарами, перебрались в каюту. Было принято уже изрядное количество стопочек, когда разговор перешел в дружескую пикировку на тему морали и этики в мире бизнеса. Оба они избрали карьеру, в какой-то степени связанную с государственными финансами. Роберт Линдберг после гимназии пошел в Стокгольмский институт торговли, а затем в банковскую сферу. Микаэль Блумквист попал в Высшую школу журналистики и значительную часть своей профессиональной деятельности посвятил раскрытию сомнительных сделок, в том числе и банковских. Разговор завертелся вокруг моральной стороны отдельных «золотых парашютов» [14] — договоров, заключенных в 1990-х годах. Линдберг сначала произнес горячую речь в защиту некоторых из наиболее широко обсуждавшихся «золотых парашютов», а потом поставил стопку и с неохотой признал, что среди бизнесменов все же попадаются отдельные мерзавцы и мошенники. Его взгляд, обращенный к Микаэлю, вдруг стал серьезным:
— Ты ведь проводишь журналистские расследования и пишешь об экономических преступлениях, так почему же ты ничего не напишешь о Хансе Эрике Веннерстрёме?
— А о нем есть что писать? Я этого не знал.
— Копай. Копай, черт возьми. Что тебе известно о программе УПП?
— Ну, было в девяностых годах что-то вроде программы поддержки с целью помочь промышленности стран бывшего Восточного блока встать на ноги. Пару лет назад ее упразднили. Я о ней ничего не писал.
— «Управление промышленной поддержки» — проект, за которым стояло правительство, а возглавляли его представители десятков крупных шведских предприятий. УПП получило государственные гарантии на ряд проектов, согласованных с правительствами Польши и стран Балтии. Центральное объединение профсоюзов тоже принимало посильное участие, выступая гарантом того, что шведская модель будет способствовать укреплению рабочих движений этих стран. С формальной точки зрения это был проект поддержки, основанный на принципе «учись помогать себе сам» и призванный дать странам бывшего соцлагеря возможность реорганизовать свою экономику. Однако на практике вышло, что шведские предприятия получили государственные субсидии и с их помощью сделались совладельцами предприятий этих стран. Наш чертов министр от христианских демократов был горячим сторонником УПП. Речь шла о том, чтобы построить целлюлозно-бумажный комбинат в Кракове, оснастить новым оборудованием металлургический комбинат в Риге, цементный завод в Таллинне и так далее. Средства распределялись руководством УПП, которое сплошь состояло из тяжеловесов банковской и промышленной сфер.
— То есть деньги брались от налогов?
— Приблизительно пятьдесят процентов вложило государство, а остальное добавили банки и промышленность. Но они едва ли руководствовались альтруистическими побуждениями. Банки и предприятия рассчитывали заработать кругленькую сумму. Иначе черта с два они бы на это пошли.
— О какой сумме шла речь?
— Погоди, ты послушай. В основном к УПП подключились солидные шведские предприятия, стремившиеся попасть на восточный рынок. Мощные компании типа «АВВ», [15] «Сканска» [16] и тому подобные. Иными словами, не какие-нибудь там спекулянты.
— Ты утверждаешь, что «Сканска» не занимается спекуляциями? А разве не у них исполнительный директор был уволен за то, что позволил кому-то из своих парней растратить полмиллиарда на сомнительные сделки? И как насчет их поспешного вложения колоссальных сумм в дома в Лондоне и Осло?
— Идиоты, разумеется, есть на любом предприятии мира, но ты же понимаешь, что я имею в виду. Эти компании хотя бы что-то производят. Они хребет шведской промышленности и все такое.
— А при чем тут Веннерстрём?
— Веннерстрём в этой истории выступает как темная лошадка. Этакий паренек, взявшийся из ниоткуда, без всяких связей в тяжелой промышленности, которому тут, казалось бы, и делать нечего. Однако он сколотил на бирже колоссальное состояние и вложил капитал в стабильные компании. Вписался, так сказать, окольными путями.
Микаэль налил себе еще водки, прислонился к переборке и стал вспоминать, что же ему известно о Веннерстрёме. По сути дела, знал он не многое. Родился Веннерстрём где-то в провинции Норрланд [17] и в 70-х годах основал там инвестиционную компанию. Подзаработал денег и перебрался в Стокгольм, где в «золотые» 80-е сделал молниеносную карьеру. Он создал компанию «Веннерстрёмгруппен», потом открыл офисы в Лондоне и Нью-Йорке, после чего предприятие сменило название на английское «Веннерстрём груп» и начало упоминаться в одних статьях с компанией «Бейер». [18] Он проворачивал ловкие сделки с акциями и опционами, и глянцевые журналы изображали его одним из наших многочисленных новых миллиардеров — у него имелся пентхаус на набережной Стокгольма, роскошная летняя вилла на острове Вермдё и двадцатитрехметровая крейсерская яхта, которую он купил у разорившейся теннисной звезды. Менеджер, этого не отнимешь, но 80-е годы были десятилетием менеджеров и спекулянтов недвижимостью, и Веннерстрём ничем не выделялся среди остальных. Скорее наоборот, он оставался в тени «солидных парней». Ему не хватало великосветских манер Стенбека, [19] и он не откровенничал в прессе, как Барневик. [20] Недвижимостью он не занимался, а вместо этого делал крупные инвестиции в странах бывшего Восточного блока. Когда в 90-е годы красивая жизнь закончилась и директора были вынуждены один за другим раскрывать «золотые парашюты», компании Веннерстрёма справились с ситуацией на удивление хорошо. Не прозвучало ни намека на скандал. «Шведская история успеха» — резюмировала сама «Файнэншл таймс».