Ему стало весело. И чего он боялся, просто двое господ попили кофе у него в кабинете. Вот и все...
– До свиданья, госпожа Кляйн.
– Приятного вечера, господин доктор.
Бонсманн прошел мимо дежурной медсестры, преданно и ответственно глядящей на него. Надо прибавить ей жалование. Ведь дела идут в гору.
За небольшим садиком в слегка углубленном естественном гроте находилась его машина, приятный в управлении «БМВ».
Сидение, приняв его тело, откликнулось вращением массажных шариков, бортовая система сообщила об уровне топлива и масла, преданно отозвалась автоматическая коробка передач. Машина незаметно тронулась с места и поехала в долину. Доктор пел арию из оперы Верди и ел мороженое, сделанное в виде обнаженной черной девушки...
При повороте на автобан B53 тормоз не послушался управляющую систему и машина улетела в заросли ежевики.
– Бывает и хуже, много хуже, как например с Павловым,– сказал себе Бонсманн и попытался дать задний ход. Но мотор заглох.
– Я был лучшего мнения о БМВ.
Он вышел из машины и его поразил ее неопрятный внешний вид, будто она была не из автосалона, а со свалки, вся поцарапанная помятая, откуда-то даже ржавчина взялась.
Бонсманн с трудом выбрался из ежевики, вымазавшись с головы чуть ли не до трусов... и не увидел федеральной трассы. Только камни, прикрытые землей и песком – то, что сделали еше римляне или их рабы .
Он не стал думать, что это ремонт, он понял все сразу. Бонсманн кинул взгляд наверх, так и есть... руины замка Трабен-Трарбахов, но от клиники нет и помину. Теперь поворот татаро-монголов на юг от Лигницы (вместо возврата на восток) стал историей. Сотни миллионов людей исчезли, потому что никогда и не родились. Не отведена была кара от Европы в 1243 году, а лишь отсрочена. И упала она сегодня, когда превышена была мера всякой мерзости и переполнен были сосуды греха. Он, Бонсманн, стал катализатором, спусковым крючком Небесного Возмездия.
..
Непривычный шум послышался с востока и из-за поворота показалась шеренга всадников, первая вторая третья. У них – странные изогнутые мечи с зубцами, а кони с хищными большими зубами и толстыми роговыми наростами на лбу.
Эти всадники – монголы. Только не 1243 года, а дня сегодняшнего, завоеватели и владельцы Европы уже на протяжении восьмисот лет.
У него не было сил бежать и даже сил упасть. Он закрыл глаза
и ждал, пока сталь не раскроит его жизнь пополам.
– О великий хан, да сгорим мы в могиле, если чем-то прогневали тебя.
Он открыл глаза – все всадники из первой шеренги спрыгнули с коней и пали ниц к его ногам.
Бонсманн посмотрел на великое синее небо. Единственное что было выше его, хана желтых, белых и зеленых тартар, которому спустя восемьсот лет после Чингиса и Бату принадлежит Европа и Азия, которому подвластны души и судьбы бесчисленных подданных.
...
Несколько минут спустя на конную тьму, двигающуюся вдоль высокого берега реки, вдруг посыпались камни и стрелы, полетели горшки со смолой.
В кучу смешались всадники, мешая друг другу стрелять вверх, многие вместе с конями свергнуты были в реку.
Великий хан пытался гневным окриком вернуть себе власть над своим воинством, но увидел как целая скальная стена рушится на него...
Минуту спустя со стоном выбирался он из-под убитой камнем лошади. Вокруг храпели и бились умирающие кони, жалко стенали раненые воины.
Над ханом стоял человек, чьи лицо не было видно из-за прямых солнечных лучей.
– Помоги мне...
– Да я помогу тебе единственно возможным образом, кровопивец.
Когда уже засвистела сталь, Бонсманн увидел лицо своей смерти. Гетц фон Трабен-Трарбах в больничном халате и с мечом в руке.
Александр Тюрин. Варвары и империя
Если вы думаете, что отсутствие смысла жизни ведет к
насилию, то вы жестоко ошибаетесь. Насилие и есть
смысл жизни. По крайней мере моей.
Тускло-серая плоскость была мерно заставлена мавзолеями процессоров, пирамидами блоков памяти, обелисками кэшей, стеллами контроллеров и другими конструкциями правильной формы и скучного цвета. Ветвление охладителей как будто придавало разнообразие пейзажу, но и то лишь на первый взгляд.
Лишь изредка на полосах магистральных шин, соединяющих памятники столь мрачной архитектуры, мелькали искорки. Или в середине рабочего дня вставало зыбким ореолом марево над перегретым процессором. Или поутру таяла изморозь на охладителях. Или легкой поземкой, из-за перепада давления, проносилась пыль. Но не двигалось здесь никакое тело и не один звук не нарушал мертвую тишину. Даже сегодня. Сегодня, когда на этой равнине кипел страшный бой, который потомки назовут Кубитковой битвой <$Fкубит – квантовый бит>. И которую потомки потомков объявят мифической, потому что через тысячу системных лет никаких следов этой брани не останется ни в одном протокольном файле...