Палуба под ногами Дотанагелы ощутимо дымилась. Краем глаза Эгин заметил, что пар-арценц был бос. Воздух над его головой дрожал и переливался, как над раскаленной плитой. "Расплавится, ох расплавится", - подумал Эгин, стараясь заглушить священный трепет, которым помимо воли наполнялось все его существо при виде этого небывалого сражения.
Аррумы и пар-арценцы... Кристальная чистота пред лицом Князя и Истины. Князя - возможно. Истины - едва ли. Разве только истина их заключается в том, чтобы, искореняя магию, самим напитываться ею. Так белая промокательная бумага, вбирая чернила, становится черной, как смоль. Жерло Серебряной Чистоты... Изумрудный Трепет... Они, эрм- и рах-саванны, со всего Варана и со всего Круга Земель несут таинственные рукописи, разыскивают Вещи и людей, причастных к Изменениям. Они сдают все это своим начальникам, а те отправляют скверну в Жерло Серебряной Чистоты... Да уж, как же! Мусор, только мусор попадает в Жерло. Приворотные перстни, глупые апокрифы по Элиену и Урайну, подметные списки аютских любовных искусств. Да, еще мелкие должностные преступники. Вот в этом Эгин не сомневался. При вступлении в ряды офицеров им всем показывали Жерло Серебряной Чистоты в действии.
Жар, тяжелый барабанный грохот, своды из красного греоверда - давно, впрочем, закопченного до непроглядной черноты. Озеро ослепительно белого клокочущего расплава - не серебра, нет - а если и серебра, то явно хуммерова. Кто и чем питает его неугасимый яростный жар? О, об этом ведомо, быть может, одному лишь гнорру.
"Именем Князя и Истины рах-саванн Опоры Безгласых Тварей, преступивший черту меж должным и непозволительным путем сочетания с двумя девственницами единовременно, приговаривается к испепелению и вечному проклятию". Ужас в глазах приговоренного. Короткий вопль. Аррумы Опоры Единства, произносящие страшные слова, от которых, кажется, барабанные перепонки вот-вот изойдут кровавым потом... Эгин был готов заплатить многое, чтобы увидеть, как исчезает в Жерле Серебряной Чистоты хоть что-нибудь стоящее. Ну, меч Норо окс Шина, например...
Эгин сражался совершенно помимо своего сознания. Его воля к действию была полностью сконцентрирована на кровопролитии, в то время как рассудок пребывал сейчас очень, очень далеко. В Пиннарине, в прошлом. И почему его тело отлетело куда-то назад, отброшенное чьей-то могучей рукой, он понял только когда на том месте, где он стоял, упала, рассыпая уголья, прогоревшая рея.
- Не владеешь в совершенстве Освобожденным Путем - не пользуйся им вообще! - гаркнул над ним Дотанагела. И неожиданно вскрикнул, словно обожженный или ужаленный ребенок. Именно ребенок. В мире что-то изменилось. Что?
x 9 x
Норгван, аррум Опоры Единства и капитан "Сумеречного Призрака", был не более чем аррумом и многого противопоставить мощи свежего пар-арценца Опоры Писаний не мог. Поэтому, когда только Дотанагела ступил на палубу его корабля, он, как и положено истинной крысе-людоеду с кровью змеи и сердцем спрута, поспешил укрыться от недремлющего ока Дотанагелы во чреве кормовой надстройки.
Засим Норгван изволил наблюдать за своими обреченными людьми сквозь однопрозрачное оконце из того Измененного стекла, из какого были сотворены двери в туннелях Свода Равновесия. Наблюдать - и неспешно, с расстановкой подготавливать к схватке свой боевой бич и "крылатую иглу". Когда он увидел, что Дотанагела несколько увлекся собственным мнимым всемогуществом и колеблющийся столб воздуха над его головой едва заметно темнеет, выдавая слабость пар-арценца, Норгван покинул свое убежище. Даже крыса-людоед не столь глупа, чтобы, сложив лапы, спокойно дожидаться прихода крысоловов в собственной норе.
Дотанагела изумленно поглядел на свое плечо. Там, шипя и дымясь, торчала игла с хвостом из разноцветных лоскутков. Эгин, все еще сидевший в глупой позе на палубе среди дымящихся угольев, первым заметил Норгвана.
- Вон он! - крикнул он, указывая в направлении кормовой надстройки.
Там свистал боевой многозвенчатый бич. Горло одного из "лососей" с "Зерцала Огня" вмиг было оплетено звенящей сталью. От сильного рывка воин упал на колени и меч Норгвана положил конец его страданиям. Обрубленная голова была отброшена носком его сандалии прочь, бич освобожден, а сам Норгван, облаченный в позлащенные доспехи во вкусе ре-тарских стердогастов, шагнул навстречу Дотанагеле.
Пар-арценц был багров и страшен. Он несколько раз пытался вырвать из плеча "крылатую иглу", но она, распустив в его плоти жестокие крючки, не выходила. Дотанагела упал на колени. Знахарь был далеко и не видел происходящего. Самеллан, чья секира то и дело взлетала над головами в свалке по противоположному борту, ничем помочь не мог. И Эгин, и Иланаф могли противопоставить чересчур подвижному для неодухотворенного предмета бичу в руках Норгвана лишь свои обычные мечи, придуманные для честных воинов, а не для хуммеровых наперсников.
Норгван был уже в каких-то двадцати шагах. Он понимал, что не сможет одолеть всех и вся на этом проклятом "Зерцале Огня". Но он знал, что предателю пар-арценцу не жить. Равно как и тем двум молокососам из банды изменников, которые завороженно наблюдают за его приближением. И Норгван был горд своей службой Князю и Истине.
Но не только Эгин и Иланаф видели его. Был еще один человек на боевой башенке "Зерцала" с неприятным, словно траченным огненной молью лицом, который понял все. И "молния Аюта" по правому борту, довернутая на "крапчатого спрута" и ноль, смиренно дожидалась своего часа. С исчислителем не было Самеллана, а без его слов и магических игл ядро "молнии" означало не более, чем просто кусок железа. Промахнуться было нельзя. Впрочем, с сорока шагов промахнуться было почти невозможно. Норгван сделал еще один шаг. Исчислитель затаил дыхание.
- Пали!
x 10 x
- Где, раздери меня Шилол, этот проклятый Норгван? - это был Самеллан, его руки были запятнаны кровью до локтей, двусторонняя секира жестоко иззубрена.
Все закончилось только что. Пленных не было. Палуба и трюмы "Сумеречного Призрака" были усеяны телами погибших. Среди них было и двадцать девять воинов с "Зерцала Огня".
Над потерявшим сознание Дотанагелой склонился Знахарь. Эгин, тяжело опершись на древко трофейной алебарды, ошалело таращился на все еще теплые золотистые обломки панциря Норгвана. Чудом зацепившись за фальшборт, безжизненно повис его боевой бич. Более не одухотворяемый ничем и никем.