Спустя девять дней после того, как они покинули Яцухаси, Сэймэй упал с лошади. Дорога была тяжелой, а падение — внезапным, так как последние несколько ри тракта Токайдо разум Сэймэя блуждал сам по себе. Он лежал, скорчившись на земле, отстраненно осознавая, какой, должно быть, странный вид он представляет собой сейчас, когда его каригину сверкает белизной, словно облако, поверх нижних одежд с плавными переливами голубых и фиолетовых оттенков, темно-синие хакама развеваются на ветру, а лакированная шапка валяется поодаль.
Дорога была пыльной, изрытой колеями и ничем не пахла. Все имеет свой запах, по крайней мере, Сэймэй так думал, и то, что дорога не имела запаха, даже аромата земли, озадачило Сэймэя. Он попытался сесть, но чувствовал себя слишком слабым. Он повернул голову и взглянул вверх на свою почтовую лошадь, которая уставилась на него в ответ. У него даже не было сил призвать достаточно магии, чтобы поговорить с лошадью. Со вздохом Сэймэй разлегся на земле и принялся ждать.
Несколько мгновений спустя Хиромаса побежал назад, как всегда, взволнованно окликая его. На этот раз в его голосе сквозила паника. Его лошадь трусила позади, фыркая оттого, что он тянул ее за поводья. Сэймэй услышал побрякивание и топот, когда Хиромаса отпустил наконец лошадь, а затем последовал мягкий звук удара и шорох шелков, когда Хиромаса упал на колени.
— Сэймэй! Что случилось? Ты ранен?
— Я упал с лошади. — Наверное, это и так было понятно, но с Хиромасой порой стоило лишний раз уточнить даже очевидное. — Кажется, мне уже достаточно хорошо.
Хиромаса склонился над ним.
— Да ты вообще не выглядишь хорошо. Посмотри на меня.
Сэймэй моргнул и сфокусировал взгляд.
— Если бы ты не настаивал на том, чтобы ехать впереди меня…
— Не вини меня за это. Я говорил, что нам следовало взять мою воловью повозку.
— Это было бы глупо. Кроме того…
— Я знаю. Это я предложил ехать верхом, — Хиромаса поднялся и сходил за шапкой Сэймэя. Вернувшись, он взялся за правую руку Сэймэя и сдвинул рукав, скрывавший глубокие черные порезы.
— Ты болен, — сказал Хиромаса тоном человека, знающего об этих вещах куда больше, чем полагается знать аристократу. — Это все теневой лис. Я говорил тебе, что он показался мне ядовитым. Нам не следовало покидать постоялый двор Роки.
Сэймэй попытался высвободить руку.
— Его чрезмерные и неудержимые благодарности были слишком утомительны.
— Мы спасли его единственного сына. Ну, вернее, ты спас его единственного сына. А теперь ты болен. Когда ты будешь слушать меня, Сэймэй?! Разумные люди остаются дома. Они не таскаются по сельской местности в поисках приключений.
— Позволь еще раз напомнить тебе…
— Путешествие было моей идеей. Да, я знаю, — нахмурился Хиромаса, но выражение его лица все равно оставалось встревоженным. Он прикоснулся к щеке Сэймэя, убирая выпавшую из пучка прядь волос. — Если с тобой что-то случится, я этого себе никогда не прощу.
— Уже случилось, — собравшись с силами, Сэймэй сумел улыбнуться. — Не волнуйся, Хиромаса. Это всего лишь царапины теневого лиса. Со мной все будет в порядке.
— То же самое ты говорил на протяжении половины Токайдо, — несмотря на попытки изобразить шутливый тон, в голосе Хиромасы слышалась тревога и чувство вины.
— Ты преувеличиваешь, — Сэймэй прикрыл глаза.
— Прекрасно, я преувеличиваю, но это только потому, что ты довел меня до этого, — Хиромаса обнял Сэймэя за плечи и помог ему сесть. — Обопрись на меня. Я посажу тебя на свою лошадь, и поедем вместе. Где-то впереди должен быть постоялый двор.
Сэймэй позволил Хиромасе усадить себя в седло и даже умудрился удержаться, пока Хиромаса связывал вместе их лошадей. На него навалилась ужасная усталость. Очень хотелось спать. Рукава сдвинулись к локтям, и он посмотрел на царапины — черные и неровные параллельные полосы. Кожа вокруг них была пепельно-серой, однако не болела. Раны перестали болеть шесть дней назад. Сэймэй знал, что это должно его обеспокоить, но он слишком устал, чтобы волноваться.
Хиромаса забрался на лошадь позади него.
На какое-то время Сэймэй задремал, соскользнув в некое место за чертой снов. Обычно там он чувствовал себя в безопасности, управляя невидимыми человеческому глазу силами, движущимися сквозь слои жизни, но на этот раз он не чувствовал ничего. Он находился в полной тьме и даже не мог привести мысли в порядок. Он просто ждал, и когда лошадь наконец остановилась, а Хиромаса негромко позвал его на ухо, Сэймэй рывком вернулся в сознание, вздрогнув от испуга.
Уже наступил вечер. В окнах гостиницы горел свет. Хиромаса бережно обнял Сэймэя за пояс и ссадил его с лошади. Сэймэй проковылял несколько шагов, радуясь тому, что Хиромаса крепко поддерживал его под руку. В глазах плыло, и вход в гостиницу выглядел размытым в потоках света и наползающих теней. Сэймэй отвернул лицо к плечу Хиромасы, слыша отголоски бессмысленного разговора, который лился над ним, не достигая сознания. Он заставлял себя идти, с усилием передвигая ноги, следуя за Хиромасой по лестнице в комнату. В углу лежал расстеленный футон, и Сэймэй опустился на него с невыразимым облегчением.
Хиромаса приложил руку к его лбу.
— Отдыхай, Сэймэй.
— Что это за место?
— Постоялый двор. Мы недалеко от Суноматы.
— А, — Сэймэй закрыл глаза. — Ты очень хороший человек.
— А ты просто несносен.
*
Сэймэй проснулся внезапно. Вокруг него разливалась ночь, и он знал, что это час Быка, самое темное время суток. Он сел и всмотрелся в тени, чувствуя, как они отступают от него. По другую сторону комнаты он услышал дыхание Хиромасы, глубокое и ровное во сне. Больше ничто не шевелилось, и Сэймэй медленно расслабился.
Он призвал пламя и пустил его парить в воздухе. От него было света не больше, чем от светлячка, но Сэймэй прикрыл его ладонью, чтобы даже этот слабый отблеск не побеспокоил Хиромасу. Убедившись, что тот не проснулся, Сэймэй убрал руку и остался сидеть в крошечной лужице света. Он прислушался и различил сонное дыхание и храп, долетающие из-за стен, из других комнат гостиницы. Снаружи текла речка, вода пела, перекатывая гальку по руслу. Неподалеку в лесу прокричала ночная птица, барсук неуклюже выбрался из своей норы, крадущаяся лисица потревожила траву. Он осязал форму облаков, проплывающих по лику луны, и чувствовал вкус ветра, что дул над равниной, неся с собой запах трех рек.
Царапающий звук за дверью их комнаты оторвал Сэймэя от мысленных блужданий снаружи. Движением руки он отправил огонек в том направлении и мельком заметил яркий проблеск цвета, когда нечто просунулось под дверь. Оранжевый, красный, золотой, черный. Сэймэй выпутался из одежд, которыми укрывался, и подполз на коленях к предмету. Прежде чем прикоснуться к нему, он прислушался, затаив дыхание, однако снаружи не донеслось ни звука. Ни удаляющихся шагов, ни шелеста шелков. Только тишина, тяжелая как ночь.
Сэймэй перевел дыхание и осмотрел предмет перед собой — два кленовых листа, скрепленные между собой сухим камышом. Сэймэй поднял это. Камыш, недавно сорванный на берегу реки и все еще мокрый, оставил влажный холодный след на руках. Разделив листья, Сэймэй обнаружил написанное внутри сообщение.