Акинобу склонил голову набок, и в его взгляде блеснул интерес.
— Ты любишь его.
— Возможно.
— Тогда тебе стоит быть более осторожным, — голос его изменился, стал более живым, и Акинобу кивком указал на правую руку Сэймэя. — Я послал тебе письмо потому, что узнал о твоем ранении. Я почувствовал это, как только ты пересек провинцию Мино. Дай-ка мне взглянуть.
Сэймэй закатал рукав до локтя и протянул руку. Под светом светлячка его кожа выглядела бледной, похожей на кожу трупа, а царапины налились густой чернотой.
Акинобу осторожно приблизился, опустил голову и принюхался к ранам. Сморщив нос, он прошипел:
— Плохо дело. Теневой лис, да? Мерзкие твари, — он вскинул глаза, светящиеся зеленым и золотым светом. — Страшно?
Сэймэй выдержал его взгляд.
— Я никогда не признаюсь в том, что мне страшно.
— Ах, дитя, как ты порой похож на человека! Для животного страх поучителен. А люди думают, что отсутствие страха — это предмет гордости. Какая глупость, в самом деле! — Акинобу взмахнул рукавами, и его лапы превратились в человеческие руки. Он обхватил пальцами запястье Сэймэя и пробежал подушечками пальцев другой руки по пораненной коже, ворча себе под нос, пока прослеживал распространившийся по руке Сэймэя яд.
Сэймэй стоял неподвижно.
— Ты можешь мне помочь?
Акинобу вздохнул и отступил, опустив рукав Сэймэя на место.
— Да, я могу излечить тебя, хотя ты просто глупый мальчишка, раз оставил это так надолго и не искал помощи. Но прежде чем я начну тебя лечить, ты должен сделать кое-что для меня — лисы не могут исполнить ничьих желаний, пока не получат вперед оплату или услугу за услугу.
Сэймэй ожидал этого. Он кивнул.
— Скажи, чего ты хочешь.
На мгновение взгляд Акинобу расплылся. Казалось, он глубоко задумался, но его тело оставалось напряженным, будто он прислушивался к чему-то вдалеке или пытался вспомнить что-то давно забытое. Наконец он моргнул и слегка выпрямился.
— У меня есть неприятные соседи.
— Соседи? — Сэймэй не смог сдержать удивления. — Ты все время живешь здесь, в Мино?
Акинобу беспечно махнул рукой.
— У меня здесь логово. Одно из многих. Я люблю путешествовать. После почти восьмисот лет жизни пребывание на одном месте становится невыносимым.
— И у тебя неприятности с соседями.
— Призраки, — пренебрежительно произнес Акинобу и наигранно, но изящно содрогнулся. — Из всех вещей в этом мире призраки самые докучливые. Их разум слишком ограничен, они повторяют свои действия снова и снова. Эти их вопли об отмщении ужасно утомляют, в равной степени как и крики их жертв. Человеческие крики слишком пронзительны, они терзают мой слух.
Сэймэй едва сдержал улыбку, глядя на обиженное выражение дедова лица.
— Мстительные духи, значит. И ты хочешь, чтобы я их изгнал?
— Отправь их туда, куда им положено, — Акинобу сделал руками прогоняющий жест. — Изгнание может быть даже лучше, тогда они, наконец, перестанут охотиться на путников.
Недавний разговор всплыл в его памяти. Сэймэй поймал ускользающую мысль, и ему стало не по себе. Он прищурился.
— Сколько призраков?
— Трое, — Акинобу встретился глазами с Сэймэем и задержал взгляд. — Аристократ, его жена и дочь. Господин впал в безумие и убил свою семью, а затем себя. Их тела лежат непогребенными за стенами их поместья.
Беспокойство переросло в тревогу.
— А как звали этого господина?
— Масакадо. Его усадьба вон там, за деревьями.
Сэймэй резко вздохнул, и его сердце гулко забилось от внезапного страха. Хиромаса упоминал имя Масакадо. И он сейчас там, в этой усадьбе, ужинает с призраками.
— А у господина Масакадо была дочь-красавица, — произнес он.
— Да, была, — Акинобу приподнял брови. — Но теперь, конечно, нет. Очень неприятное зрелище — вид разлагающегося трупа, терзаемого падальщиками.
— Я должен идти, — Сэймэй поспешно поклонился и поспешил в том направлении, что указал дед. На краю поляны он остановился, заколебался, однако все же обернулся, вспомнив, что не задал еще один вопрос. Он заставил себя спросить, хотя и понимал, что ответ, каким бы он ни был, причинит ему боль:
— Как матушка?
Акинобу помолчал.
— Последнее время она больше лиса, нежели человек.
Сэймэй кивнул с трудом и принялся продираться через деревья. Дыхание застревало в горле и болью разрывало грудь.
*
Он оставил светлячка с дедом. Он не нуждался в свете — не теперь, когда гнев и страх гнали его сквозь лес к усадьбе Масакадо. Сэймэй сбросил человеческий облик, который он так долго воспитывал в себе, и позволил своей животной сущности выйти на свободу. Он мог видеть в темноте, мог слышать голоса тысячи лесных обитателей, мог чуять запах сырой земли, мха и перегноя. Его кровь кипела, и в стремлении поскорее добраться до Хиромасы он вспугнул самца фазана, закопавшегося в грязь в укромном месте. Тот вспорхнул и успел издать один скрипучий тревожный крик прежде, чем Сэймэй схватил его.
Он подломил фазану кончики крыльев и подождал, пока тот перестанет трепыхаться. Проще было свернуть ему шею, но птица была нужна Сэймэю живой. Он стоял и прислушивался, слыша шорохи и попискивания, отделяя эти звуки от прочих, пока не смог сказать с уверенностью, где прячется другой фазан. Он бесшумно подкрался, безошибочно выследив самку фазана. Она скрывалась под кустом ежевики, и Сэймэй поймал ее одной рукой, схватив за ноги и вытащив оттуда. Фазаниха его клюнула, злобно и неистово, а еще через мгновение из зарослей ежевики выскочил молодой фазан.
Сэймэй перехватил взрослых птиц одной рукой и бросился преследовать перепуганного молодого фазана.
— Простите меня, — пробормотал он, хватая молодую птицу. — Мои прегрешения и без того тяжелы. Но я должен это сделать.
Фазаны висели у него в руках, пока он пробирался через лес. Их покорность судьбе успокоила Сэймэя, и постепенно он освободился от своей животной дикости, жарко и яростно струившейся в нем. К тому времени, как он достиг дома Масакадо, Сэймэй упрятал подальше свою лисью сущность и снова надел на личину равнодушного и беспечного человека. Тревога о Хиромасе все еще билась в нем, стуча в висках быстрее, чем бьющееся сердце, но он подавил ее, отбросив все эмоции, чтобы хладнокровно встретиться с призраками.
Поведение мстительных духов обычно следовало заданному порядку, но и они бывали непредсказуемыми. Призраки совершали те же ежедневные действия, что и при жизни, но когда им попадались люди, призраки могли напитаться их силой, и это делало их опасными. Сэймэй сталкивался с призраками, слишком одичалыми, чтобы выжидать перед тем, как испить человеческой жизненной силы. Он также встречался и с призраками, которые, казалось, играли со своими жертвами, как кошка с мышью. Ради блага Хиромасы Сэймэй надеялся, что духи Масакадо не станут сразу раскрывать свою истинную сущность.