Ворота были закрыты, но одного слова Сэймэя было достаточно, чтобы они распахнулись и явили взору руины некогда прекрасного дома. Кровля провалилась почти везде, кроме одной комнаты, и молодые деревца разрушили стены и пробились через разбитые полы энгавы и галереи. Сэймэй прошел по потрескавшейся земле двора, осторожно поднялся по сгнившим ступеням и вошел в главный зал. Оказавшись внутри, Сэймэй принялся читать заклинание, показывающее зачаровывающие видения. Теперь он мог видеть то, что видел Хиромаса, картину, наложенную на явь, будто сквозь завесу из прозрачной ткани.
Жестом свободной руки он открыл сёдзи. За ними находилась изящно обставленная комната, увешанная свитками с картинами и шелковыми занавесями. Ряд низких лакированных столиков, покрытых зеленой глазурью, был уставлен яствами. Хиромаса сидел с чашей вина в руке и сиял, как дурак, глядя на дочь хозяина дома. Она была прекрасна, Сэймэй видел в мороке девушку с блестящими шелковыми волосами и молочно-белой кожей. Быстрым и изысканным почерком она писала стихи для гостя. Господин Масакадо и его супруга доброжелательно улыбались, глядя на них обоих, но как только они заметили Сэймэя, выражение их лиц изменилось.
Хиромаса вскочил на ноги в явном замешательстве.
— Сэймэй, с тобой все хорошо? Что ты здесь делаешь?
Не обращая на него внимания, Сэймэй остановился возле одного из столиков и взял палочку для еды. Прошептал заклинание, и она превратилась в нож. Он поднял фазанов и посмотрел на призраков, на каждого по очереди. Их очертания становились то ярче, то бледнее, их вещественные тела таяли, как дым, а лица начали искажаться, разлагаясь на глазах.
— Сэймэй! — закричал в ужасе Хиромаса. — Что происходит?!
— Они — призраки, — ответил Сэймэй. — Они собирались тебя убить.
— Призраки? Ты имеешь в виду… призраки?! — в голосе Хиромасы звучало щемящее замешательство. — Но они казались такими приятными! Как они могут быть призраками?
— Вещи не всегда таковы, каковыми они кажутся, — Сэймэй сделал шаг к призракам и поднял нож над безмолвными птицами. — Я даю вам троих за троих. Три жизни ради вашего отмщения. Три жизни, чтобы напитать вас. Вы больше не будете нападать на людей. Вы больше не будете обитать в этом месте. Трое за троих, и да будет так!
Он взрезал фазанам горло. Брызнула яркая кровь, и призраки завизжали и набросились на подношение. Сэймэй швырнул птиц на пол и отступил назад, наблюдая, как призраки ползают над трупиками. Летели перья, разрывалась плоть. Кровь забрызгала подол каригину Сэймэя. Призраки были безумны, пожирая фазанов в исступлении своей жажды, и по мере того, как они жадно запихивали сырое мясо в свои рты, они начали исчезать. Они превращались в высохшие трупы с пергаментной кожей и выбеленными костями, а затем обратились в прах, и когда Сэймэй взмахнул рукавами, прах рассеялся по полу, и зал оказался пустым и прогнившим.
Сэймэй раскрыл руку. Струйка пыли ссыпалась с его ладони, и он вытер руку о каригину. Медленно выдохнул, чувствуя приступ слабости. Правая рука разболелась, жгло от царапин до самого локтя. Сэймэй поморщился от боли и пошатнулся, усилием воли удержавшись от падения.
— Они и в самом деле были призраками… — Хиромаса с пепельно-серым лицом подошел к нему и встал рядом. — Я не знал. Я думал… А они оказались призраками. Откуда ты знал?
Сэймэй ничего не ответил. Он потер руку, зажмурившись от нахлынувшей боли. Он бы предпочел онемение этой мучительной агонии, и на выдохе прошипел проклятье. Дед не предупредил его о том, что заживление будет настолько болезненным, если конечно то, что с ним сейчас происходило, было заживлением.
— Сэймэй, как ты? — Хиромаса потянулся к нему, в глазах его плескалось беспокойство.
— Возвращайся в гостиницу, — попятившись, сдавленно произнес Сэймэй, и новая волна боли накрыла его. — Уходи.
Глаза Хиромасы вспыхнули упрямым раздражением.
— Я не оставлю тебя. Сэймэй! Ты ранен, твоя рука…
— Возвращайся. Уходи, Хиромаса!
Выпрямившись в полный рост, Хиромаса надменно покачал головой.
— И что ты сделаешь? Да ты на ногах едва стоишь!
Сэймэй снова зашипел и, пошатываясь, заковылял от него прочь по прогнившему полу.
Хиромаса пошел за ним.
— Сэймэй! Что ты скрываешь от меня?
По лицу Сэймэя струился холодный пот. К горлу подступила тошнота, и темнота затуманила взгляд. Он задышал глубоко, изо всех сил борясь с болью. Он не мог здесь оставаться. Ему нужно было поскорее найти деда.
— Возвращайся, — повторил он Хиромасе, — а завтра я снова буду в полном порядке, и мы сможем продолжить наше путешествие, как будто ничего и не случилось.
— Ничего?.. — Хиромаса поймал Сэймэя за рукав и развернул к себе. — Этого недостаточно! Куда ты идешь? Кто писал тебе письма?
Сэймэй покачал головой. Он слишком устал, чтобы злиться, и слишком ослаб от боли, чтобы продолжать осторожничать и дальше.
— Эти письма? — он вытащил их из рукава и швырнул Хиромасе. — Это не письма. Посмотри на них. Прочти их.
Хиромаса посмотрел на рассыпавшиеся по полу кленовые листья.
— Но… Но это же…
— Листья, — произнес Сэймэй со вздохом. — Осенние листья, скрепленные травой. Тут нет ни стихов, ни красивого почерка. Просто отпечаток лапы.
Когда Хиромаса наклонился поднять их, его руки дрогнули.
— Они от лиса?
— От моего деда, — Сэймэй так сжимал челюсти, что теперь даже говорить стало больно. — Мой дед вылечит раны, которые нанес мне теневой лис. Взамен он попросил меня изгнать призраков из усадьбы.
Хиромаса уставился на него.
— Я думал, ты пришел, чтобы спасти меня.
Сэймэй выдержал его взгляд. Сколько он мог бы сказать ему… но все же промолчал. Он не мог, потому что стало бы только хуже. Слишком поздно он осознал, что это дед послал его спасти Хиромасу. Сэймэй вспомнил колебания Акинобу, когда тот размышлял над услугой, которую хотел получить взамен на свою. Сэймэй тогда не подверг сомнению просьбу деда. А ведь могущества Акинобу было более чем достаточно, чтобы самостоятельно уничтожить семью призраков, — и тем не менее он позволил им остаться в лесу, позволил Хиромасе оказаться среди них и отправил Сэймэя спасать его…
— Демоны тебя подери, дедушка, — Сэймэй приложил руку ко лбу, чувствуя головокружение. — Ну зачем ты вмешался! — Он отстранился, сам не зная, какое чувство сейчас говорит в нем сильнее — злость, смятение или боль. — Ступай в гостиницу, Хиромаса. Жди меня там.
Хиромаса втянул воздух, а затем выдохнул, почти всхлипнув. Сэймэй посмотрел на него и увидел в его глазах страх.
“Он боится меня”, — подумал Сэймэй, и ощутил бессильную ярость, которая была даже хуже боли.
— Сэймэй…
Он покачал головой, отвернулся и вышел из зала, не оглядываясь. Призвал новый огонек светлячка, послал его вперед в ночь и пошел прочь от развалин усадьбы в темноту леса, где его ждал дед.