Антоний внимательно смотрел на нее, хмуря лоб. Цезарион, всегда Цезарион! Но она была права. Если он останется, Октавиан выследит его и убьет. Обязательно убьет. Ни один соперник, так похожий на Цезаря, как этот египетский сын, не должен жить.
— Чего ты хочешь от меня? — спросил он.
— Твоей поддержки, когда я скажу ему об этом. Он не захочет уезжать.
— Не захочет, но должен. Да, я поддержу тебя.
Они оба удивились, когда Цезарион сразу согласился.
— Мама, Антоний, я понимаю вас. — Голубые глаза его расширились. — Кто-то из нас должен жить, но никому из нас жить не позволят. Если я пробуду в Индии лет десять, Октавиан оставит Египет в покое. Как провинцию, а не как царство-клиент. Но если люди Нила будут знать, что фараон жив, они обрадуются, когда я вернусь. — Глаза его наполнились слезами. — О мама, мама! Никогда больше я не увижу тебя! Я должен ехать, но не могу. Ты будешь идти на триумфальном параде Октавиана, а потом тебя задушат. Не могу я уехать!
— Ты должен, Цезарион, — решительно сказал Антоний, взяв его за руку. — Я не сомневаюсь в твоей любви к матери, но я также верю, что ты любишь свой народ. Поезжай в Индию и оставайся там, пока не наступит время вернуться. Пожалуйста!
— Я поеду. Это разумно.
Он улыбнулся им улыбкой Цезаря и вышел.
— Не могу поверить, — сказала Клеопатра, поглаживая свой зоб. — Он сказал, что поедет, да?
— Да, он так сказал.
— Он должен уехать завтра же.
И это произошло завтра. Одетый как банкир или как чиновник среднего класса, Цезарион отбыл с двумя слугами. Все трое — на хороших верблюдах.
Клеопатра стояла на стене Царского квартала, махая красным шарфом и улыбаясь, пока могла видеть сына на Мемфисской дороге. Сославшись на головную боль, Антоний остался во дворце.
Там Канидий и нашел его. Остановившись на пороге, он увидел Марка Антония, который растянулся на ложе, ладонью прикрыв глаза.
— Антоний!
Антоний свесил ноги на пол и сел, моргая.
— Ты нездоров? — спросил Канидий.
— Голова болит, но не от вина. Жизнь тяготит меня.
— Октавиан не будет сотрудничать.
— Что ж, мы знали это с тех пор, как царица послала ему свой скипетр и диадему в Пелузий. Хотел бы я, чтобы город был таким же пассивным, как и армия. Как они могли подумать, что сумеют противостоять римской осаде?
— Он не мог позволить себе осаду, Антоний, вот почему он взял город штурмом. — Канидий в недоумении посмотрел на Антония. — Разве ты не помнишь? Ты болен!
— Да-да, я помню! — отрывисто засмеялся Антоний. — Просто у меня голова забита другим, вот и все. Он в Мемфисе, да?
— Он был в Мемфисе. А теперь подходит к Канопскому рукаву Нила.
— Что говорит о нем мой сын?
— Твой сын?
— Антилл!
— Антоний, мы уже месяц ничего не слышали об Антилле.
— Да? Как странно! Наверное, Октавиан задержал его.
— Да, наверное, так и есть, — тихо сказал Канидий.
— Октавиан послал письмо со слугой, да?
— Да, — с порога ответила Клеопатра.
Она вошла и села напротив Антония, взглядом предостерегая Канидия.
— Как зовут человека?
— Тирс, дорогой.
— Освежи мою память, Клеопатра, — явно смущенный, попросил Антоний. — Что было в письме, которое прислал тебе Октавиан?
Канидий рухнул в кресло, пораженный.
— В открытом письме он приказывает мне разоружиться и сдаться. В письме только для меня сказано, что Октавиан подумает о решении, удовлетворяющем все стороны, — ровным голосом сказала Клеопатра.
— Да! Да, конечно, я помню… Ах… я должен был что-то сделать для тебя? Что-то в отношении командира гарнизона в Пелузии?
— Он послал свою семью в Александрию для безопасности, и я их арестовала. Почему его семья должна избежать страданий оставшихся в Пелузии? Но потом Цезарион… — она запнулась, стиснула руки, — сказал, что я слишком строга, что поступаю несправедливо и что я должна передать их тебе.
— О-о! И я поступил справедливо с семьей?
— Ты освободил их. И это было несправедливо.
Канидий слушал все это, словно его ударили боевым топором. Все кончено, все в прошлом! О боги, Антоний полупомешанный! Он уже ничего не помнит. И как он, Канидий, будет обсуждать планы войны с потерявшим память стариком? Разбит! Распался на тысячу осколков! Совершенно непригоден для командования.