Тяжело дыша, Требатий продолжил путь, пока не вышел из ворот лагеря и не оказался в порту. Порт Итий. Претенциозное название для небольшого рыбацкого поселения. Кто знает, как его называют морины — галлы, на чьей территории он находится. Цезарь просто пришел сюда в солдатских сапогах, словно в конечный пункт путешествия — или исходный. Как хочешь, так и понимай.
Пот градом тек по спине, впитываясь в тонкую шерсть туники. Говорили, что в Галлии климат прохладный и мягкий. Но только не в этом году! Сейчас здесь очень жарко и очень влажно. Порт Итий пропах рыбой. И эти галлы. Требатий их ненавидел. Он ненавидел свою работу. И даже… нет, только не Цезаря. Цезаря ненавидеть нельзя. Но Цицерона возненавидеть готовность имелась. Ведь именно Цицерон, использовав все свое влияние, вытребовал эту должность для своего близкого друга, многообещающего молодого юриста Гая Требатия Тесты.
Этот порт ничуть не походил ни на одну из очаровательных маленьких деревушек, разбросанных по берегам Лигурийского моря, с их тенистыми виноградниками, множеством винных лавчонок и укладом жизни, который не менялся со времен царя Энея, тысячу лет назад сошедшего там со своего троянского корабля. Песни, смех, интимная атмосфера. А здесь только ветер с песком, колючие травы на дюнах да пронзительные вопли тысяч и тысяч чаек.
Баркас, хвала всем богам, еще не ушел. Его команда, состоящая сплошь из римлян, грузила на борт последние кеги гвоздей — единственный груз, который эта посудина должна была доставить, а точнее, единственный, который позволяли вместить ее размеры.
Ибо в Британии знаменитое везение Цезаря почему-то сошло на нет. Второй год подряд его суда терпели крушение в штормах, с какими бури Нашего моря не могли и сравниться. Правда, на этот раз Цезарь был уверен, что завел свои восемьсот кораблей в безопасное место. Но ветра и приливы подхватывали их и разбрасывали, как игрушки, круша и ломая. Однако Цезарь есть Цезарь. Он не разражался тирадами, не бесновался, не проклинал злокозненную стихию. Вместо этого он вновь и вновь собирал из обломков свой флот. Отсюда и гвозди. Миллионы гвоздей. Нет ни времени, ни опытных кораблестроителей, а армия до зимы должна вернуться в Галлию.
«Скрепляйте, что можно, гвоздями! — сказал Цезарь. — Все, что требуется от этих посудин, — проплыть тридцать с небольшим миль по Атлантическому океану. А потом пускай тонут. Мне наплевать!»
Потому-то баркас и курсировал между Итием и Британией, увозя гвозди и привозя корреспонденцию.
«Я тоже мог бы быть там», — сказал себе Требатий и вздрогнул, несмотря на одуряющую духоту. Нуждаясь в хорошем канцелярском работнике, Цезарь внес его в списки своей экспедиции. Но в последний момент вдруг вызвался поехать Авл Гиртий, да хранят его боги! После этого порт Итий стал местом заключения для Гая Требатия, но лучше уж так, чем как-то еще.
Сегодня баркас увозил вдобавок и пассажира. Требатий знал, кто таков этот галл (или, скорее, бритон), поскольку сам вместе с Трогом организовал его отправку на остров — в безумной спешке, как и всегда. На носу утлого с виду весельного суденышка восседал Мандубракий, царь бритонских тринобантов, которого Цезарь возвращал этому племени в обмен на содействие. Голубой белг жуткого вида. Весь в чем-то мутно-голубом и болотно-зеленом, под стать разрисованной причудливыми узорами коже. Цезарь говорил, что таким образом бритты сливаются со своими лесами. Чтобы в чаще оставаться незримыми, а на поле сражения — внушать врагам страх.
Требатий передал маленький красный футлярчик с печатью старшему римлянину (капитану, или как его там?) и двинулся в обратный путь. Рот его тут же наполнился сладкой слюной. На обед сегодня жареный гусь. Мало что можно сказать хорошего о моринах, но гуси у них удивительно хороши. Возможно, даже лучшие в мире. Они не только кормят этих красавцев улитками с хлебом и поят вином, но также знают, когда резать птицу, чтобы мясо ее было нежнейшим и таяло во рту.
Гребцы баркаса, по восемь человек с каждого борта, гребли без устали, слаженно, хотя никто не отбивал им ритм. Через каждый час они отдыхали, пили воду, потом опять сгибали спины, упираясь ногами в выступы на дне лодки. Их капитан сидел на корме при рулевом весле и ведре для откачки воды, сноровисто уделяя внимание то тому, то другому.
По мере приближения высоких, поразительно белых утесов Британии царь Мандубракий, чопорно и гордо восседавший на носу судна, на глазах делался все спесивей. Он возвращался домой, отдаляясь от белгской крепости Самаробривы, главного города амбианов, где его держали с другими заложниками, пока Цезарь решал, как с ними быть.