— Нас ждут неприятности, и не спрашивайте меня, откуда я это знаю, потому что это не ясно и мне самому. Давайте обойдем лагерь и посмотрим, что нужно сделать, чтобы его укрепить.
Пуллон посмотрел на Ворена. Потом оба с уважением воззрились на командира.
— Пошлите кого-нибудь за Вертиконом, я должен увидеться с ним.
Все трое с эскортом центурионов пошли осматривать лагерь.
— Башни, — сказал Пуллон. — У нас их шестьдесят, а надо бы вдвое больше.
— Согласен. И еще надо футов на десять надстроить стены.
— Набросать больше земли или использовать бревна? — спросил Ворен.
— Бревна. Земля сейчас мерзлая. С бревнами выйдет быстрей. Как можно скорей отправьте людей в лес. Если нас осадят, он станет недосягаемым, так что заняться этим надо сейчас. Пусть валят деревья и тащат в лагерь. Мы обработаем их прямо тут.
Один из центурионов, отсалютовав, убежал.
— Надо вбить в ров больше кольев, раз мы не можем его углубить, — сказал Ворен.
— Конечно. Есть у нас уголь?
— Немного есть, но недостаточно, если обжигать на кострах больше двух тысяч кольев, — сказал Пуллон. — Впрочем, можно рассчитывать на ветки деревьев.
— И все же надо узнать, сколько угля может нам дать Вертикон. — Легат втянул нижнюю губу в рот, о чем-то задумавшись. — Нам нужны осадные копья.
— Дуб не годится, — сказал Ворен. — Надо брать ясень, березу. У них прямые стволы.
— Камни для артиллерии, — напомнил Пуллон.
— Пошлите команду сборщиков к Мозе.
Еще несколько центурионов ушли.
— И последнее, — сказал Пуллон. — Как сообщить Цезарю?
Квинт Цицерон должен был сам подумать об этом. Однако у него было сложное отношение к генералу. Его старший брат ненавидел Цезаря с тех пор, как тот выступил с возражениями против казни сподвижников Катилины, а мнение брата Квинт все-таки уважал. Однако эмоции не помешали прославленному оратору просить Цезаря взять к себе Квинта легатом и Гая Требатия военным трибуном. И Цезарь, хорошо зная, как относится к нему проситель, не отказал. Профессиональная вежливость между консулярами была обязательна.
Семейная традиция ненавидеть Цезаря привела к тому, что Квинт Цицерон не знал генерала так хорошо, как большинство других легатов, и еще не решил, какую позицию занять по отношению к Цезарю. Он понятия не имел, как отреагирует Цезарь, если один из его старших легатов пошлет тревожное сообщение, не подтвержденное ничем другим, кроме покалывания в левом большом пальце и предчувствия, что готовится большая неприятность. Он поехал в Британию с Цезарем, получил интересный опыт, но не тот, который позволил бы ему понять, какую свободу Цезарь предоставляет своим легатам. Цезарь лично принимал решения с начала до конца экспедиции.
Очень многое зависело от того, как он поступит сейчас. Если ход будет неверным, ему не предложат остаться в Галлии еще на год или два, и его ждет участь Сервия Сульпиция Гальбы, провалившего кампанию в Альпах. Того отправили в Рим с самыми хвалебными отзывами, но никто им не верил. Все понимали, что Гальба проштрафился, и втихомолку посмеивались над ним.
— Не думаю, — ответил он наконец, — что Цезарю в чем-либо повредит такая депеша. Если что, всю вину я возьму на себя. Но, Пуллон, почему-то я знаю, что я прав! Да, я сейчас же напишу Цезарю.
Обстоятельства между тем складывались и удачно, и неудачно. Удачным было то, что нервии, понемногу раскачиваясь, еще не приглядывали за римлянами вплотную. Со стороны им казалось, что у тех все идет как всегда. Это дало возможность легионерам девятого натащить в лагерь деревьев и сделать внушительные запасы камней для баллист. А неудачным явилось то, что война для нервиев была уже делом решенным и они выставили на дороге к Самаробриве дозоры.
Поэтому довольно робкое и путаное письмо Квинта Цицерона было перехвачено по пути. Курьера убили, а сумку с корреспонденцией передали друидам, знавшим латынь. Но Квинт писал на греческом — еще одно последствие покалывания в пальце. И только гораздо позже он осознал, что, вероятно, у него в памяти застряло замечание Вертикона насчет того, что друиды северных белгов учат латынь, а не греческий. В других частях Галлии могли знать и греческий: язык учили в зависимости от пользы, какую он может принести.
Вертикон согласился с Квинтом Цицероном, что в воздухе пахнет бедой.
— Все знают, что я — сторонник Цезаря, и на советы меня теперь не зовут, — сказал встревоженный тан. — Но за последние два дня мои рабы несколько раз видели, как через мои земли шли воины в сопровождении оруженосцев и вьючных животных, словно собираясь на общий сбор. В это время года они не могут идти воевать на чужой территории. Я думаю, их цель — твой лагерь.