Аня не то чтобы за прошедшие два дня изучила, как работает режиссерский пульт, но уж чтобы его заблокировать, много ума не требовалось, благо паренек сделал за нее всю работу. Таймер тикал. Две минуты тридцать секунд. Более чем пора делать ноги.
Она отерла игольник о платье, чтобы не оставлять на нем отпечатков, потом снова вышла в коридор. И, чувствуя, что еще немного, и она просто упадет в обморок, пошла в сторону зала, из последних сил вбивая каблуки в паркет.
Две минуты.
«Готовность — две минуты», — черт его знал, удалось ли ее загадочным помощникам взломать систему уличных мониторов, как они договаривались, но сообщение она отправила. По большому счету, можно было обойтись даже без доступа к городским системам, уж синхронно залить информацию на ютуб и еще несколько топовых форумов и площадок они точно сумели бы.
Аня, уверенная, что сейчас ее берут на прицел минимум трое человек, прошла в сторону выхода. Надо думать, засветила лицо на всех камерах, но тут уж было не до скрытности.
Со сцены женщина бодро вещала на очень хорошем английском. Что-то о том, что великая радость приходит в мир и теперь она сможет быть в каждом доме.
Эта «великая радость» отдавалась у Ани в каждой жилке.
Одна минута.
Холодный воздух раннего ноября ударил по лицу и плечам. Аня неожиданно поняла, что стоит на красной ковровой дорожке, перед стеклянными дверями, почти раздетая. При мысли, что можно вернуться за шубкой в гардероб, она едва сдержала нервный смех. И, дрожа одновременно от страха и холода, стала спускаться по покрытым тканью ступенькам, с полным ощущением, что две ее ноги друг с другом не знакомы и никогда не были.
«Господи, Гриша, где ты?»
Тридцать секунд.
На плечи Ане упали мокрые снежинки. Тут же растаяли, но падали новые и новые. Пока она соображала, что происходит, перед ней резко затормозило такси. На переднем сидении сидел Гриша, на этот раз не в кепке, а в шляпе, прикрывающей штрих-код.
— Давай же.
Аня юркнула на заднее сидение. Свернулась там, едва не скуля от страха. Скинула туфли. А буквально через двадцать секунд по изумленному возгласу таксиста поняла: началось.
Разномастная реклама на стенах домов на секунду погасла, и в городе вдруг сделалось так темно, точно стояли не вечерние сумерки, а глубокая полярная ночь. Потом — через неправдоподобно долгую секунду черноты — экраны снова зажглись тревожным красным цветом. Аня сидела в машине и не слышала, есть ли звук, но бегущая строка сообщала всем, умеющим читать по-английски, что сегодня в результате сговора ТНК Guandong Medical Group и экстремистской организации «Дети чистоты» на рынок выходит модифицированная «Панацея», которая убьет подавляющее большинство обладателей имплантов. Мелькали строки экспертного заключения. Потом кадры, на которых группа Графа нашла на сибирском заводе таблетки, потом записи с «вишек» Ника, а потом девушка в белой маске Гая Фокса.
— Если бы Китай не нарушал арендного соглашения, всего этого можно было бы избежать! — Аня видела запись до этого дня и знала, что Глафира кричит это весьма бодро и зажигательно. Записи сделали на двух языках: русском и английском, специально, чтобы синхронно запустить их в Нью-Йорке и в Москве. Конечно, по бегущей строке эмоциональный накал речи оценить было трудно, но, судя по тому, как люди замирали прямо посреди мокрого снегопада и смотрели на экраны, впечатление она производила.
— Если бы Российская Федерация следила за своими арендованными территориями, этого тоже можно было бы избежать!
Аня, уже не сдерживая слез, расхохоталась. Она, кажется, только что организовала крупнейший международный скандал за несколько последних десятилетий.
А Глафира, мало стесняясь в выражениях, рассказывала, как «грязную» «Панацею» еще три года назад собирали в Сибири, но, в результате действий «независимой группы экспертов», свернули производство на арендованной территории и перенесли его в страны третьего мира. Хранили отраву в Мексике. И на Бали. В Никарагуа. И много где еще хранили бы, если бы не действия нескольких человек, рискнувших собой.
— Кстати, привет всем, кто пил кофе на совете директоров. И тем, кто пил шампанское на пресс-конференции! Подумайте хорошо, прежде чем выпустить в мир эту отраву. Вам первым плохо придется! — Глафира, конечно, не знала, что блефовала, и говорила самозабвенно и до крайности убедительно. Аня даже пожалела, что так и не рискнула подбросить хоть сколько-то таблеток в шампанское. А потом, собственно, решила, что травить следовало акционеров, а не журналистов. А уж в такие надзвездные сферы она с ее скромными талантами точно бы не пробралась.