Вырубая четырех безоружных техников игольником с мощным снотворным, она и так чуть умом от страха не тронулась. И никогда бы не смогла что-то незаметно подсыпать. Растеряла бы всю отраву по дороге с перепугу.
Аня смеялась в голос.
— А еще они умерли, чтобы ты сегодня не принял отраву и жил! — огромные буквы расплылись по экранам. На секунду все снова погасло — как будто городские службы снова перехватили контроль, хотя те вряд ли успели бы, прошло никак не больше двух минут — а потом вспыхнул яркий свет.
Со всех сторон на Аню смотрел улыбающийся Гавриил Войцеховский.
Конечно, стоило бы поставить туда лицо Графа, но у того имелись живые жена и дети. Smoker, если уж честно смотреть на вещи, не был ни приятным человеком, ни тем более героем подполья. Но эта фотография как нельзя лучше подходила для их задачи. Те, кто сейчас видел его улыбку, вряд ли подумали бы, что двадцать лет спустя ее обладатель вступил в очень плохую игру и проиграл, утянув на тот свет много людей и погибнув сам. И, в конце концов, его тоже предали. Не из-за «Панацеи», но тоже в Сибири. В каком-то смысле и он был жертва, если деление на жертв и палачей не было такой же условностью, как и многие другие вещи в мире.
Аня, понимая, что делает глупость, судорожно набрала на уникоме вызов. И буквально через секунду услышала голос Андрея:
— Да… Я сейчас стою в аварии на Тверской, потому что светофоры тоже заглючили. Это было… громко.
— Я еще хотела в конце поставить порнушку, для привлечения внимания. Но, мне кажется…
— Тебе не кажется, внимание и так привлечено. Это уже во всех новостях. Надеюсь, ты мчишь в аэропорт!
— Нет, сижу в такси, реву как дура, — честно ответила Аня.
— Реви как дура в аэропорту, ладно?! — не проникся Андрей.
— Не ори. Поставь запись на самое медленное воспроизведение.
— Ненормальная, — пробурчал он, и отвернулся от экрана, набрал что-то на клавиатуре. Помолчал несколько секунд, а потом расхохотался, несколько нервно.
— Тот самый легендарный двадцать пятый кадр?
— Ага. Такое признание тебя устраивает? Вроде с настройками поиска по ключевым словам все теперь нормально, нет?
— Ну, я рад, что теперь весь мир знает и может прочитать, что кто-то крепко любит какого-то Андрея. Учитывая, что обычно хакерами бывают мужчины, судьба у этого какого-то Андрея самая печальная… Ладно, так и быть, я тогда не стану спрашивать, что это за солнечный блондинчик, на которого сейчас смотрит полстраны.
— Ты предпочел бы, чтобы там было твое лицо?
— Я бы предпочел, чтобы ты сидела в бункере без доступа к инфонету. Но кого же к черту волнуют мои предпочтения?
— О, вот по этому вопросу ты найдешь понимание у Гриши, но никак не у меня…
Аня вырубила связь и откинулась на сиденье. Запись шла по кругу. Конечно, ее отключили бы с минуты на минуту. Но несколько миллионов человек, наверное, успели бы прочитать. И испугаться. И задуматься. И испугаться еще сильнее.
Веселый зеленоглазый парень, еще не получивший рак костей, не ставший хакером, не убивший сам и не убитый ею, Аней Инсаровой, в больнице Иокагамы, улыбался в темноту.
Граф, если бы это видел, тоже улыбался бы, где бы он ни был.
— Гриш, я, знаешь, что поняла? Прошлое никогда не заканчивается. Оно и будущее — одно и то же. Разделение только в нашем сознании. Кажется, я сообразила, о чем ты говорил. Только мы не точка на плоскости, мы сплошное многоточие… Здорово, правда?
Сердце Ани ухнуло куда-то в пятки едва ли не быстрее, чем Тимур и Гриша понеслись вниз по склону, лихо вздымая сноубордами серебристую пыль. Подросток, который весил втрое меньше, тут же начал отставать, а вот андроид мчался как натуральный гоночный болид, хоть и пытался гасить скорость маневрированием. Аня, не в силах смотреть на такой ужас, уткнулась носом в плечо Андрея: перед ее мысленным взором уже проносился Тимур в палате реанимации и она сама, ползающая по снегу в поисках процессора и психомодуля, а также счет на ремонт, семизначный, не иначе.
Андрей, фыркнув от смеха, потрепал ее по шапке:
— Ах ты ж мой бог. Как устроить международный скандал, так это мы пожалуйста. А как поглядеть на последствия своих действий…