— А если он не выключается! — воскликнула Эвелин, отчаянно терзая рычажок переключателя.
— Потому что вы запускаете дворники. А нужная вам кнопка находится рядом. Нет, нет, это задние фары… Ну слава тебе господи, разобрались!
Девушка расплакалась.
— Умоляю, — воззвал профессор хриплым шепотом, но кротко, словно и вправду молил, — не плачьте. Я этого не выношу. Лучше уж спите или бросайтесь в бега, только не плачьте! Я не расстроюсь, даже если в конце пути нас останется всего лишь трое: вы, я и руль от машины… Гопля!.. Ничего страшного, еще одна шишка на голове… Да позволено мне будет просить вас при переключении скорости не давить так на газ… Да не плачьте вы ради бога! Постепенно втянетесь. Кстати, нет ли здесь где-нибудь йода?
Эвелин с готовностью бросилась выполнять его просьбу, начав с того, что стремительно рванула ручной тормоз, в результате чего профессор по инерции протаранил головой дверцу. А дабы утвердить Баннистера в иллюзии, будто голова его и вправду взорвалась, в тот же самый момент гулко выстрелило левое заднее колесо. Машина, слегка вихляя на ходу, двинулась влево, а затем с театральным грохотом, но, к счастью, на пониженной скорости врезалась в ствол дерева. Радиатор, получивший изрядную вмятину, являл собой жалкое зрелище.
Пришлось менять колесо.
Какой-то мальчонка, гнавший трех коров, остановился возле машины, и все четверо с неподдельным изумлением уставились на сумасшедшего водителя в шлафроке, ползавшего в дорожной ныли под машиной. Эвелин, судя по всему, еще не очень «втянулась» и имела несчастье сдвинуть домкрат, в результате чего машина осела, а державшаяся на честном слове дверца окончательно распрощалась с «альфа-ромео» и вывалилась на дорогу. Днищем защемило скособоченный домкрат, так что профессор вынужден был ползти по-пластунски между колесами, чтобы высвободить его.
Так обстояли дела к одиннадцати часам утра.
К половине первого с монтажными работами было покончено.
— Ну что ж, можно ехать, — сказала Эвелин.
— Дай нам бог удачи! — воскликнул профессор подобно суеверному горняку и занял свое место на полу машины.
С помощью пастушонка дверцу засунули внутрь автомобиля, пристроив ее боком, а поскольку она не была закреплена, то время от времени обрушивалась профессору на голову, но на такие пустяки он уже перестал обращать внимание.
Эвелин села за руль, чтобы, дав задний ход, сдвинуть с места машину, упершуюся в дерево.
Пастушонок мигом отогнал своих коров подальше от машины. Мотор уподобился старому тенору, певшему свою лебединую песнь; временами он издавал странный писк и тотчас же глох. Эвелин выбивалась из сил: включала зажигание, давала газ, — мотор, всхрипнув, тотчас замолкал. Наконец профессор не выдержал и выглянул из-за дверцы, покоившейся в его объятиях.
— Попробуете все же дать задний ход. Не думаю, чтобы нам удалось свалить это мощное дерево и таким образом выехать на дорогу.
Ну конечно, ведь она-то посылала машину вперед!
После нескольких безуспешных попыток Эвелин наконец отыскала рычаг заднего хода.
Машина медленно попятилась от дерева, и что-то металлическое, звякнув, упало на землю. Оказалось, что это был бампер. Его тоже уложили на сиденье рядом с дверцей. Теперь профессор был наполовину погребен под частями собственного автомобиля.
Несмотря на это, машина бодро мчалась по шоссе.
— Вы просили йод, — напомнила Эвелин, и профессор, ожидая, что машина сбавит ход, руками и ногами уперся в пол.
— Стоит ли рисковать?
— Пожалуйста, вот ваш несессер, — девушка протянула назад черную сумочку.
Профессор открыл ее и увидел внутри большой оранжевый конверт.
— Простите, это моя сумочка, — смущенно пробормотала Эвелин и быстро захлопнула ее.
— Что касается йода, то я мог бы и потерпеть, но вот побриться мне совершенно необходимо, — решительно заявил профессор.
— Но ведь за нами гонятся! — с отчаянием воскликнула Эвелин. — Будь их машина хоть чуть получше…
— Мисс Вестон, в ряде случаев вам удавалось убедить меня в правоте своих несколько странных взглядов. На сей раз этот номер не пройдет. Прошу мне не перечить. Возможно, за нами гонятся, более того, возможно, нас убьют, и все же я должен побриться. Если так суждено, пусть я паду жертвой любви к гигиене!
— Мы где-то оставили ваш несессер! — не без злорадства воскликнула девушка.
Впервые за все время путешествия профессор по-настоящему испугался.
— Не может быть! Поищите как следует. Мое мыло, мой зубной эликсир, мой любимый бритвенный прибор!
— Ох! — Эвелин готова была его убить.
Нашел время думать о мыле и воде для полоскания рта! Речь идет о жизни и смерти, а этот педант расстраивается из-за какого-то бритвенного прибора!
— Немедленно поворачивайте обратно!
— Но, сэр!..
— Мисс Вестон, не стоит понапрасну препираться!
— Ведь позади нас подстерегает смертельная опасность!
— И до сих пор наше путешествие мало походило на детскую забаву. Если мы все еще живы, это означает, что само Провидение вело нашу машину вопреки всем вашим манипуляциям за рулем. Положимся на судьбу! Мисс Вестон, поворачивайте, мы едем за несессером!
Эвелин покорилась. Какой смысл упрямиться без толку?
Но с этой минуты она возненавидела несессер лютой ненавистью, потому что любила профессора, а несессер чинил препоны чувству.
Такие мысли одолевали Эвелин, пока сама она одолевала обратный разворот.
Вначале она дала задний ход, чтобы увеличить площадь разворота, и налетела на дерево. Затем направила машину вперед, не забывая следить за тем, что творится сзади, и радиатором врезалась в фонарный столб. Профессор не проронил ни слова. Подперев рукой голову, он тоскливо съежился на полу машины, напоминая известную картину: Марий, горюющий над руинами Карфагена. От судьбы не уйдешь!
Автомобиль, как видно, отличался неистребимой живучестью, ибо путникам все же удалось повернуть назад. К счастью, проехав всего лишь несколько километров, они встретили знакомых коров и пастушонка. Мальчик держал в руках черную сумку и за умеренное вознаграждение с радостью вернул ее владельцу. У паренька вообще выдался счастливый день: только что он подобрал на дороге новехонький автомобильный гудок, однако счел за благо не сообщать об этом двум странным оборванцам, путешествующим в шикарной машине.
— А теперь нам следует поторопиться! — взволнованно проговорила девушка и наугад повернула первую попавшуюся рукоятку, в результате чего в утробе машины что-то взревело и заскрежетало.
Желая исправить ошибку, Эвелин для начала включила сирену, затем быстро щелкнула включателем фар, и шум — бог весть отчего — смолк Лорд постепенно проникся уважением к столь своеобразному способу вождения автомобиля: Эвелин всякий раз нажимала не на ту педаль или хваталась не за ту рукоятку, за какую полагалось бы, и все же машина двигалась в нужном направлении.
— Нет уж, теперь мы должны остановиться! — не терпящим возражений тоном заявил профессор. — Я намерен побриться и причесаться. Дайте, пожалуйста, мой несессер.
— Пожалуйста! — Она не глядя кинула несессер на заднее сиденье и угодила в фару, которая лежала там же; сама Эвелин в сердцах выскочила из машины.
Баннистер пристроил на сиденье автомобильное крыло, чтобы зеркало и мисочка с мыльным раствором стояли на твердом, и педантично принялся за бритье.
Эвелин тем временем, чуть поодаль от машины, в нетерпении вышагивала взад-вперед по шоссе, хотя не мешало бы ей с большим интересом отнестись к мании профессора. Тогда у нее была бы возможность увидеть, как Баннистер достает из несессера эмалевую шкатулку, крышка которой украшена керамической фигуркой Будды, и выкладывает оттуда бритвенные принадлежности.
Да-да, в шкатулке с «Созерцающим Буддой» его лордство хранил свою безопасную бритву и поэтому возил с собой шкатулку в несессере! И разумеется, он и понятия не имел, что является обладателем самого дорогого бритвенного прибора в мире — стоимостью ровно в миллион фунтов стерлингов.