— Вечно буду признательна вам, мистер Холлер!
Холлер расплылся в счастливой улыбке, однако не преминул заметить небрежным тоном:
— Помилуйте, это сущие пустяки… Вот в прошлом году я ухитрился за два дня отыскать некоего торговца кожей, которого в последний раз видели во время бурской войны. Чем вы намерены заняться теперь, леди Баннистер?
Уж хоть бы он поминутно не величал ее этим титулом. Эвелин всякий раз краснела.
— Отправлюсь в оазис Марбук. Мне никогда не доводилось бывать в столь экзотическом месте.
— Сэр Баннистер тоже едет?
— Да… то есть нет. На сей раз я решила путешествовать самостоятельно. Не хочу отрывать его от работы. Можно здесь нанять проводника?
— Разумеется. Вам ни разу не приходилось путешествовать по пустыне?
— Нет. Именно поэтому я и стремлюсь…
— Следовательно, вам нужна подходящая экипировка! Какая удача, право, что я с вами! Мне ведь не раз доводилось путешествовать по Сахаре, и снаряжение я покупаю задешево. А то ведь местные торговцы, только дай им волю, так и норовят ободрать как липку. Позвольте помочь вам в приготовлениях?
— Прямо не знаю, как вас и благодарить, мистер Холлер.
— Счастлив оказать вам услугу, леди Баннистер. Первым делом начнем с экипировки. Ведь в юбке или платье дальше чем за сотню метров не уехать. Но мы не пойдем на базары в центре города. Такого рода покупки стоит делать лишь в арабском квартале. В центре города с вами обойдутся вежливо, но продадут плохой товар и втридорога. Пусть туда ходят туристы. Такси!
Холлер повез Эвелин в Меллах. В тесном лабиринте улочек едва можно было проехать. На самой узкой улочке самого грязного квартала Холлер остановил такси, и путники двинулись пешком по закоулкам, провонявшим растительным маслом.
Бородатого типа, который время от времени сплевывал табак и следовал за ними от самой комендатуры, они не заметили.
Редактор ввел Эвелин в крохотную, темную, полную мух лавчонку, где им навстречу поднялся араб с козлиной бородкой и крючковатым носом. Покупатели выбрали все необходимое: пробковый шлем, сапоги, бриджи, термос, коробку для продовольствия, герметически закрывающуюся с помощью резиновой прокладки, и так далее.
Затем Холлер и араб начали торговаться. Такого торга Эвелин никогда не видала!
Вначале араб хохотал, затем стал бить себя в грудь, выскочил на улицу, грозя кулаками прохожим, с пеной у рта рвал на себе бурнус и, сложив руки, в отчаянии возводил глаза к потолку, чтобы сразу же вслед за этим с рыданиями рухнуть на бриджи, словно оплакивая умершее дитя. Холлер тоже старался не отставать: он стучал кулаком по столу, разражался язвительным хохотом и, наконец, в чем-то убеждая торговца, задрал штанину, чтобы араб смог самолично проверить качество его носков. Это произвело на торговца глубокое впечатление, и он пододвинул к покупателям пробковый шлем, но, когда Холлер протянул было руку к бриджам, араб снова озверел и, рыча, прижал к себе брюки.
Час спустя все вещи, тщательно упакованные, лежали перед покупателями. Те расплатились и покинули лавку.
— Поздравляю, вы сделали очень выгодные покупки, — сказал Холлер, удовлетворенно вытирая вспотевший лоб.
— Не боитесь, что этот араб рано или поздно вас убьет?
— Меня? Да он мой добрый приятель! Я — его постоянный клиент, и, когда нахожусь в Лондоне, мы с ним переписываемся.
С проводником все обошлось гладко, ведь они имели дело не с торгашом, а с обитателем пустыни. К тому же организация этого дела была поставлена образцово.
Проводник — невысокий тощий бербер с темно-коричневой кожей и курчавыми волосами вокруг голой макушки — сказал, что если они выйдут в путь на рассвете следующего дня, то утром через два дня прибудут в Марбук.
— Мне не опасно путешествовать с ним в пустыне, с ночевкой? — по-английски спросила девушка у Холлера.
— Будьте спокойны, сударыня, — на безукоризненном английском ответил ей бербер. — Проводники по Сахаре — истинные джентльмены.
Девушке стало стыдно.
— Да, это парни хоть куда, — рассмеялся Холлер. — Я знавал одного проводника из берберов, который много лет подряд подвизался в Филадельфийском оркестре, а затем из-за несчастной любви снова вернулся в пустыню.
Из дома вышла девчушка шоколадного цвета и, подойдя к Эвелин, с восхищением уставилась на красивую белолицую даму.
— Ах, какая прелесть! — восхитилась и Эвелин.