Среди сугробов по расчищенной дороге, мимо соснового бора, монументальных особняков, дворцов…
Остановились у высоченного забора с массивными воротами. Мужчина нажал кнопку на пульте, и ворота открылись. Они въехали в заснеженный парк, где расчистили всего одну аллею.
Мужчина остановился у занесенной снегом круглой клумбы. За клумбой – желтый особняк, все окна которого ярко светились в зимней ночи.
В гостиной ставили елку.
Несмотря на поздний час, в доме не спали.
Спутница выпрыгнула из машины, кутаясь в норковую белую шубку. Мужчина тоже вышел – он был без пальто, в одном костюме.
– Грандиозный спектакль! Мне так понравилось! Спасибо, что пригласил, – звонко, радостно прощебетала спутница.
– Всегда рад.
– Но билеты… Ты же разорился!
– Того стоило.
– Да, стоило… Никогда этот вечер не забуду!
– Я тоже.
– Пойдем, пойдем скорее, расскажем нашим, как было классно, – она ухватила мужчину за рукав пиджака, увлекая к дому.
– Ты иди. Мне надо отъехать ненадолго.
– Отъехать? Куда? Зачем?
– Дело одно незаконченное.
– Какое еще дело? Сейчас почти полночь!
– Я вернусь очень скоро.
Она смотрела на него. Он возвышался над ней.
– Не уезжай. Пожалуйста.
– Я мигом. Ты иди. А то замерзнешь.
– Да я в шубе. Это ты без пальто. Ну ладно, раз надо. Но как же это все было здорово! Фея Драже… Вальс цветов и эти мыши… крысы… такие смешные…
Она пошла по дорожке к особняку. Оглянулась.
Он сел за руль «Сааба», развернулся. Выехал за ворота. Достал мобильный. И набрал номер.
Там сразу ответили, словно ждали.
– Я не стал бы с вами разговаривать, если бы вы были люди с улицы…
В ответ что-то зашипели, заскрежетали, забубнили.
Он слушал.
– Но это, так сказать, начальный этап…
В ответ снова что-то проскрежетали, прошипели с издевкой.
– Нам же никто не мешает вернуть хоть часть тех замечательных традиций… Правда? Я имею в виду сатисфакцию.
И на это снова что-то прошипели.
– И вы, пожалуйста, не расстраивайте меня. Если вы начнете съезжать с этой сатисфакции…
На том конце зашипели, что не съедут.
– До встречи. Всего доброго.
Он убрал мобильный в карман пиджака и вырулил на расчищенную дорогу, потом свернул направо. Ехал недолго. Барвиха не закончилась. Возник сосновый бор.
Он остановился. Глянул на себя в зеркало заднего вида. Наклонился к рулю и снял пиджак. Аккуратно сложил его и оставил на заднем сиденье. Черный костюм был новым. Такие покупают в бутике для торжественных случаев. В таком костюме не стыдно вести под венец любовь всей своей жизни. Но он купил этот костюм специально для похода в Большой театр. Затем он расстегнул пуговицы манжет и засучил рукава белой рубашки до локтей. Глянул на часы – старенькие и неказистые. Он дорожил ими. Они достались ему по наследству. Он хотел было расстегнуть потертый ремешок, но вдруг передумал – оставил часы на запястье, как талисман на удачу.
Снова завел мотор и поехал в лес.
Через триста метров – поляна в лесу. И на ней три черных «Гелендвагена» и «Форд Экспедишн», похожий на грузовик.
Они все разом зажгли фары, ослепив его.
Он сразу вышел из машины. Как был, в одной рубашке. Без оружия.
Снег начал падать с темных небес.
Те четверо, что завалились в его ложу, ждали возле «Гелендвагенов».
Он направился к ним.
И в этот миг из «Форда» вылезли еще пятеро. Он сразу понял, что у этих пятерых под пиджаками бронежилеты. И пробить их даже его натренированным железным кулаком будет проблематично.
Глава 3
Смерть на озере
Наши дни. Октябрь.
Бронницы. Подмосковье
На Бельское озеро давно опустилась ночь, и тьма утопила луну в черных водах. Ни огонька на них. Лишь на дальнем берегу, словно океанский лайнер, сиял неоном Олимпийский комплекс подготовки сборной – на Бельском озере, чистом и бескрайнем, даже в октябре тренировались гребцы.
Савва Стальевич Псалтырников пришел на берег выкурить сигарету. В последние годы он редко курил, но сейчас очень хотелось чем-то заглушить во рту кислый привкус рвоты. Савву Стальевича Псалтырникова дважды за вечер вырвало жирным кремовым тортом, что сделали на заказ в ресторане Олимпийского комплекса на день рождения его сына.
Тридцать четыре года исполнилось сыну. И этот день рождения они отметили вместе.
А потом, уже после именинного обеда сын нанес ему тот смертельный удар – в самое сердце.