— Вы спите? — тихо спросила Эльза.
Ответа сивилла не дождалась.
2.
— Ты был прав.
Симон потянулся к блюду, ухватил кусок успевшей остыть баранины — и сжал в кулаке. Меж пальцев Остихароса проступил желтоватый, загустевший жир. Над кулаком заклубился сизый дымок. Жир закапал на пол, наливаясь сочной рыжиной. Ухватив мясо поудобнее, старец откусил кусок вновь горячего жаркого. С одного краю волокна баранины подгорели до черноты. Рыжее, подумал Циклоп. Черное. Шкура бродячего кобеля. Смертный визг; барьер жрет несчастную собаку, виновную лишь в том, что была голодна. Жрет, превращая ее в себя — живое в мертвое, плоть в деревяшки. Рыжее, черное; миг, и ты — дюжина дощечек, стучащих на ветру. Будь она проклята, ваша магия, меня тошнит от нее. А теперь выясняется, что я был прав…
— В чем? — спросил он.
Доев жаркое, Симон вытер губы и ладони чистой тряпицей — и лишь после этого ответил:
— Тело Инес надо было сжечь.
Циклоп ждал продолжения.
— Амброз обвинил бы меня в любом случае, — лицо старца окаменело. — Да что там! Я сам себя обвинил. Тут он поймал нас, как рыбак — леща. Но мы не дали им глазеть на Красотку. Видел бы ты их рожи! Они жаждали зрелищ, как сброд на площади! Еще бы! — занятная диковина. Уверен, они бы подняли ее для допроса…
В глазах Пламенного мелькнула опасная бирюза; мелькнула — и погасла. «Что решил конклав?» — хотел спросить Циклоп. И промолчал. От конклава он не ждал ничего хорошего. Если уж Симон держит язык за зубами…
— Ты тоже был прав, Симон.
— В чем? — вернул маг Циклопу его же вопрос.
Циклоп поглядел на остатки баранины. Нет, тошнота никуда не делась. Он налил себе воды в кружку и выпил залпом.
— Помнишь, ты предположил, что Инес еще жива? Я все время вспоминаю твои слова. А может быть, я просто схожу с ума. Когда я едва не ушел за барьер крови, меня вел зов Черной Вдовы. Как двадцать лет назад! А Инес остановила меня, вернула. Я видел ее ясней ясного…
В очаге, стреляя искрами, трещали поленья. Языки пламени вели свой бесконечный танец, за которым можно наблюдать вечно. Но Симон смотрел не на огонь, а на человека, сидевшего напротив. В отсветах лицо Циклопа плыло разогретым воском, складки и морщины разглаживались, меняя рельеф; волосы удлинялись, отливая медью… На миг огонь пригас, тени метнулись из углов, стремясь поглотить комнату, а когда пламя вспыхнуло с новой силой, напротив старца сидел прежний, давно знакомый Циклоп. Симон мотнул головой: примерещилось? Говорят, на склоне дней становишься мнительным.
— Инес и Черная Вдова?
— Да.
— Это зов Вдовы привел тебя в башню Красотки? Двадцать лет назад?
Циклоп кивнул.
— Забавное совпадение. А меня Инес в свое время привела в Шаннуран, к Черной Вдове. Жил-был мальчик, похищенный а'шури. Освободившись из темницы, он попал в другую темницу, где и нашел великого мага в цепях, с зашитым ртом… Печальная история, не правда ли? И некому было спросить: что ты здесь делаешь, старый дурак? Какого беса ты полез в подгорные лабиринты? Если к Оку Митры ты был равнодушен, если прочие сокровища ты, выживший из ума колдун, считал пылью под ногами…
В дальнем углу шевельнулась темная фигура, до того неразличимая в сумраке. Вульм из Сегентарры устраивался поудобнее, готовясь слушать.
— Инес? В Шаннуран?!
— Не она сама. Ее поиски, ее одержимость Ушедшими. Их знаниями, утерянными в глубинах эпох…
— О да! Об Ушедших она могла говорить часами. Инес считала, что вся наша… ваша магия — и есть Ушедшие. Они здесь, они никуда не ушли. Вы, маги, пользуетесь ими, как рыбы-прилипалы. Вместо того, чтобы искать ключ к их наследию…