— Кто пообещал моего ученика султану Равии?
— Они! Открывающие Пути!
— Раздери тебя Даргат! Значит, это правда, что ты умеешь находить скрытое в людях?
— Правда… — еле слышно прохрипел жрец.
— У Карши есть скрытый талант?
— Он — прирожденный скороход. Только не знает об этом.
— Я полагал, из него получится неплохой маг, — пробормотал Симон.
Свечение под его одеждой гасло.
— Да, конечно! — подобострастно зачастил жрец. — Маг неплохой, а скороход — замечательный! Я так и сказал Открывающим. А они нашли заказчика…
— Какова твоя доля?
— Десятина…
Симон убрал ногу с загривка Талела.
Открывающие Пути, жрецы Многоликого, умели с помощью тайных обрядов пробуждать дремлющие в людях, неизвестные им самим таланты. При этом у человека, Вставшего-на-Путь, урезалось многое другое. Музыкальный слух, способность к быстрому счету, глазомер… В каждом случае это был особый набор качеств, которыми следовало пожертвовать. Если обряд над Карши свершится, мальчику никогда не быть чародеем. Музыкантом, астрологом; летописцем…
Зато скороходом он станет превосходным.
— Когда его увели?!
— Час назад. Прости, Симон!
Опоздал. Если бы не проклятый демон…
— Симон! Бери все, что захочешь!
— Перестань скулить. Все, что захочу? Я запомнил твои слова. Живи, мой должник. Позже я решу, как взыскать с тебя долг. А сейчас я тороплюсь.
Быстрым, молодым шагом Симон Остихарос направился прочь из башни. Для обряда Открытия Пути требуется подготовка. Во второй раз он не опоздает.
Махмуд Равийский кормил рыбок.
Стоя у края бассейна, выложенного яшмой и нефритом, султан брал из чаши разваренные зерна ячменя — и бросал в воду. Цветные карпы, завезенные из далекой Негары, толкались, плямкали слизистыми кругляшами ртов. Золотые, зеленые, цвета оливок или апельсина — рыбы любили владыку сильнее, чем придворные лизоблюды. Сам же Махмуд из всех карпов предпочитал снежно-белых с красно-черными пятнами.
«Они напоминают мне раненых», — говорил султан.
Возле беседки, увитой лозами винограда, ждал великий визирь Газан ибн-Газан. Он первым заметил Симона Остихароса, и приветливо улыбнулся гостю.
— Мы рады видеть тебя, Симон, — бросил Махмуд, когда маг приблизился. — Мы горевали, что лучший алмаз выпал из нашей короны. Что ты скажешь, если мы устроим пир в честь твоего чудесного возвращения?
Симон рассыпался в благодарностях. Махмуд Равийский, плоть от плоти водителей войск и вождей племен, умел говорить между слов. Напоминание о короне (помни, чей ты!) приводило в равновесие те весы, где на второй чашке лежала радость султана по поводу возвращения мага. О да, Остихарос мог в любую минуту оставить Равию, перебравшись, скажем, в Латерну. Но башни не положишь в котомку, и уют, к какому привык, жаль променять на гордую, но бедную участь скитальца.
— Проси, — сказал султан, когда маг замолчал. — Твое желание будет выполнено.
Визирь Газан поднял руки к небу, восхищаясь щедростью владыки. Он не сомневался, что маг сейчас заявит: «Счастье лицезреть ваше величество…» Потом настанет время просьб — деньги, почести, чин для родственника. Тем острее было изумление визиря, когда Газан услышал:
— Слово Махмуда, Потрясателя Мира, тверже чешуи дракона. Я прошу владыку вернуть мне моего ученика, мальчика по имени Карши.
— Вернуть? — султан обернулся к визирю. — Мы причастны к судьбе этого ребенка? Он в темнице? Завербован в армию? Взят в евнухи?
— Взор повелителя проницает небо и землю, — заторопился визирь, ибо вопросы султана часто заканчивались эшафотом для ответчиков. — Речь идет о мальчике, который по мнению прозрителя Талела скрывает в себе талант скорохода. Вы милостиво приказали отдать ребенка в руки Открывающих Пути — жрецов Тирминги. Если верить Талелу, судьба мальчика ослепительна…
— Ах да, — кивнул Махмуд. — Помню. Мы не знали, что это твой ученик, Симон.
Старый маг нахмурился:
— Слово владыки нерушимо. Было дозволение, была и просьба. Беру в свидетели вечное небо!
И Симон поднял к небу руку — правую, каменную.
Махмуд смотрел на руку с интересом, визирь — с ужасом. Кусты жасмина, росшего за беседкой, тронул легкий порыв ветра. Казалось, растение тоже уставилось на руку Остихароса. Симон знал, что там, за жасмином, дежурит Деде Барандук, личный чародей Махмуда XVI. Если султан был отважен, то визирь был осторожен, и настаивал на присутствии Барандука, когда во дворце объявлялся Симон.