— Давай, — согласился Циклоп. — Как тебе спалось?
— Скверно.
— Видел сны? Добрые? Вещие?
— Нет.
— А я видел, — лицо Циклопа расплылось в улыбке. — Под утро.
Его лицо, подумал Амброз. Морщины, складки, бугры в углах рта. Кожа плотно обтянула острые скулы. Топорщится полоска усов. Лучи солнца; свет и тень от башни — они творят злые шутки, заостряя контуры, делая черты резче. Откуда я знаю его лицо? Из книг?! Нет, это сумасшествие. В памяти, левиафаном из пучины, всплыл толстенный фолиант с картами земель ближних и дальних. Еще почему-то — Шаннуран и легенда про Черную Вдову. Ночь, сказал себе Амброз. Бессонная ночь и возбуждение триумфа. Я отдохну, и мне перестанет мерещиться всякая бесовщина.
— Что же тебе снилось? — спросил он.
— Ты, — безмятежно ответил Циклоп. — Мы боролись, обхватив друг друга. Ты навалился сверху и пыхтел, как евнух на горной тропе. От тебя разило потом и благовониями. Я до сих пор отлично помню букет. Полынь, сандал, росный ладан. Чуть-чуть коричного масла. И пот грузчика. Мы были нагие. Я не сразу понял, что это не борьба. Сперва мне казалось, что я — Симон. Что надо держаться до последнего. Но вскоре выяснилось, что я — не Симон, и даже не я…
Откуда он знает, ужаснулся Амброз. Коричное масло. Полынь, сандал, росный ладан. Слишком сладко для мужчины; впрочем, полынь… Инес говорила, что ей нравится. Делала мне подарки. Я отказался от этого состава двадцать лет назад. У меня оставалось три склянки, я выбросил их в море, со скалы. Откуда он знает?!
— Ты большой затейник, Амброз, — Циклоп погрозил магу пальцем. — В каком борделе тебя научили таким штучкам? Скажу честно, борешься ты отвратительно. С дряхлым старцем — еще ладно, но трущобная крыса измолотила бы тебя, как ячмень на току. Зато в постели ты — боец. Гвардия стоит до последнего! Тебе приятно слышать это?
Его голос, вздрогнул Амброз. Его два голоса. Мне ясно слышен один из-за второго. Так из-под ткани камзола, в прорезях на плечах, коленях и сгибах локтей, хорошо видна дорогая подкладка. Замолчи, мертвая! Твое тело корчилось в промерзшей насквозь могиле; оно корчилось и в Симоновом пламени, пока не стало пеплом. Замолчи, или я поверю, что душа твоя сейчас бьется в корчах, издеваясь надо мной! Хочешь сказать, меня ждет такая же судьба?
— Довольно болтовни! — он собрал всю решимость в кулак. — Мы — взрослые люди…
Циклоп пожал плечами.
— Ты пойдешь со мной доброй волей?
Позади загомонили маги. «Слуги не являются наследуемым имуществом…» — слова Древнего заглушило гудение роя, и все утонуло в общем шуме.
— Изумруд, — сказал Циклоп.
— Что?
— У тебя в жезле изумруд. Забаррский изумруд, чистой воды. Вес — дюжина семян «дерева удачи». Хороший камень, ценный. Давно он у тебя?
— Идем со мной, — повторил Амброз.
Возбуждение давало себя знать. Оно переплавлялось в бешенство: чище слезы младенца, холодней, чем сталь на морозе. Мордой по грязи, решил Амброз. Если он не закроет рот, я протащу его мордой по грязи. Пусть видят, как я ценю наследство Инес.
— Перстни Газаля, — Циклоп играл с кольцом жугала. — Гранат, сапфир, опять сапфир. Морковный турмалин. Три бриллианта. В головном обруче — опал. Восковой опал, тридцать пять семян. Мастер Газаль, каким маслом вы пропитываете камень?
— Оливковым, — крикнул Газаль-руз. — С добавлением меда!
Ситуация, вне сомнений, забавляла Злого Газаля.
— Известняк стен башни, — продолжил Циклоп. Он побледнел, ноздри горбатого носа хищно раздувались. — Гранит облицовки. Ломовой плитняк фундамента. Мрамор — статуи на втором этаже…
Камни, вспомнил Амброз. Ушедшие ушли в камень. Когда мы это поймем, мы станем ровней им. А если не поймем, они вернутся. Клянусь милостью Иштар, этот дурак рехнулся! Он что, надеется вызвать армию? Угрожает мне каменным гневом? Сейчас расколются изумруды и сапфиры, треснет мрамор и гранит, и вокруг безумца сомкнутся полки защитников: существ, от которых остались только легенды, да и те — пустой звук.
О, ужас! Инес, тебе бы понравилось.
— Нефритовое панно в зале для приемов, — Циклоп закрыл глаза, прислушиваясь к невидимому хору. Звук к звуку, тон к тону: далекая гармония целиком заняла внимание сына Черной Вдовы. — В кабинете — малахит, бирюза, оникс. Ваши амулеты, господа. Песчаник и кремень недр, ниже слоя почвы. Бедный пласт угля. Долгая история, к чему все перечислять…
Повязка на его лбу вспыхнула и сгорела.
7.
Тяжелая кованая дверь лязгнула, отрезав Вазака от коридора, насквозь пронизывавшего скальное основание дворца. Ученик Талела привык к подземельям, склепам и усыпальницам, но когда молчуны-гвардейцы подвели его к узкой лестнице, уходившей в недра дворца, Вазака охватила паника. Казематы в толще скал, темницы, пыточные — будь ты трижды магом, есть места, откуда нет возврата! Его сопровождали двое; прочие остались во дворе. С двоими он бы справился — толстяк умел не только поднимать мертвецов, но и укладывать живых. Увы, страх парализовал его волю. Страх — и отчаянная надежда. Чем мог скромный некромант провиниться перед владыкой Тер-Тесета? Водились за ним мелкие грешки, так кто сейчас невинен? Конечно же, его вызвали не на расправу, а для тайного поручения…